Кэш тоже проебали. Фари уже давно говорил не хранить общак в клубе, но там мой кабинет. Блядь, туда под страхом сноса башки никто не смел входить без разрешения, а тем более вскрывать сейф, забирать подчистую просто деньги.

Это годы нашей работы, я бы за эту сумму мог запросто купить еще одно казино. Потери огромные, и мы стали уязвимы, словно откатились на много лет назад.

Разница только в том, что тогда я был с Фари и мы реально ничего не боялись, он всегда меня страховал, а теперь его нет. Нет его, нет, блядь, на этом свете больше.

Мои люди не могут так быстро хотя бы на треть взять дела Эдика. Сука, Фари вообще для меня был незаменимым.

Одна надежда на Брандо, они похожи и думают примерно одинаково, вот только Саня к чертям сорвался, и я понятия не имею, где теперь его носит. Он еще молод, Фари должен был больше натаскать своего брата, натренировать его на разные ситуации, а теперь что? Блядство.

***

Я чувствую себя мышкой, которая попалась в мышеловку. Она не может спастись, но ее никто не добивает. Пока.

Я знаю, что Крутой мечтает теперь о моей смерти, я видела эту ненависть в нем к себе, и это ожидание расправы уже само по себе меня убивает.

Он ведь отдал меня тогда своим браткам, и это было чистое везение, что зашел Валера и забрал меня оттуда. Он мог и не зайти или прийти позже. Не думаю, что я тогда бы была все еще… живая.

Эти голодные волки меня бы там на части порвали, я нисколько в этом не сомневаюсь, и Савелию было плевать на это абсолютно.

Я помню, что он тогда ушел и даже не обернулся. Он бросил меня, точно объедки, отдал своим шестеркам из Прайда, и никто за меня не вступился. Никто, и было так глупо надеяться на другое.

Я горю. С каждой секундой от осознания, что как раньше уже никогда не будет и я больше никогда не буду прежней. Не назовусь девушкой Крутого, его любимой или хотя бы танцовщицей.

Я изгой, и мне так стыдно за то, что я все это делала. Я не думала… не знала, что это приведет к таким последствиям.

Записки казались чем-то простым, неважным, это же просто буквы, но, как оказалось, они тоже способны убивать. Когда же я поняла, что мой слив информации причиняет боль, остановить эту машину я уже не могла.

Фари. Он меня невзлюбил с первого дня, но я его уважала все равно, ведь он был, конечно, прав насчет меня. А его жена Моника, их прекрасный маленький сын…

Они лишились отца и мужа, и ведь я тоже в этом виновата.

Если бы не я, у них все было бы как раньше. Брандо бы не ранили, не было бы покушений.

Я так виновата, и мне дышать от этого тяжело. Кажется, словно мои руки испачкались в грязи, и сколько теперь ни мой, они все равно грязные.

Савелий меня теперь даже по имени не называет. Сука, тварь, как еще там говорил? Много говорил, и это было больно слышать в свой адрес от того, кто еще совсем недавно шептал мне слова любви и с кем мы засыпали в обнимку.

Утром приходил следователь. Не знаю, откуда он узнал обо мне, похоже, кто-то в отделении все же вызвал милицию. Этот мент спрашивал имена, как и кто меня изнасиловал, просил написать все, угрожал даже, а я слушать все это не могла, мне было просто больно.

Потом Игорь зашел, выпроводил следователя, но легче от этого не стало.

– Если хочешь, можешь написать заяву на Крутого. Ее примут, и нет, это не я вызвал ментов. Медсестры проболтались. У нас такие пациенты, как ты, нечасто, сама понимаешь.

Смотрю на Погосова. Игорь – хороший врач и человек нормальный, почему он мне помогает? Не знаю, вот только смысл мне писать заявление на Крутого, если я уже практически труп?

От этого ничего не изменится, кроме того, что он еще сильнее обозлится на меня, да и толку? С его влиянием это будет просто бумажка на ветру.