Когда я начну стареть, я поселюсь на краю света, где меня никто не увидит и умру так, что об этом никто не узнает.

И я вспоминаю случаи, когда старики уходили из жизни так, как хотела бы уйти я. На даче у нас был случай: пожилая женщина с утра по дому управилась, пошла в огород, у калитки присела и умерла. Или у моей знакомой мама пришла с рынка, легла и не встала.

А однажды я видела старуху, умершую на пороге супермаркета. Было раннее утро, лил дождь. Она лежала на ступенях, рядом испуганно жались два подростка – они вызвали скорую.

А я смотрела на старуху и завидовала. Выглядела она приятно даже: седая, в светленьком платье, с очень спокойным лицом, – красивым лицом, я сказала бы. Её рот приоткрылся на последнем вдохе, и теперь в него вливался тёплый летний дождь.

Разве плохо умереть вот так – пойти в магазин и уйти навсегда?

il primo giorno libero (первый выходной)

Галя объясняла, что автобусные билеты продаются в табачной лавке.

Если бы Галя работала учительницей, все её ученики были бы тупые и ещё тупее. Объяснять она совершенно не умеет. Из того, что она мне говорила: где почта, где остановка, где парки со смотровыми площадками, где тот же табачный киоск, – я не поняла ничего.

Я позвонила хозяйке агентства и попросила телефон хоть какой-то русской, работающей в Катании.

Ольга сказала, что Катания кишмя кишит нашими гастарбайтершами, и что я там сразу найду себе компанию. Телефон не дала.

Полночи я прокрутилась, пытаясь решить проблему: как найти русских в большом итальянском городе?

Додумалась вот до чего: разделила пополам альбомный лист, на каждой стороне с обеих сторон написала: «РОССИЯ! Русские, АУ!» и решила, что в Катании прицеплю эти плакатики на брелоки по бокам рюкзака. Авось, кто-нибудь откликнется.

Затем пересчитала наличные, оставшиеся после дороги. Мы ехали долго. Я не разбрасывалась, но денежки таяли. У меня осталось 20 евро. Получка через месяц. Впереди – пять выходных. Получается, я могу себе ни в чём не отказывать на 4 евро в неделю.

В 10 утра начался мой первый, после 5-дневной дороги, недели отдыха и трёх рабочих дней, giornata libera, в переводе с итальянского – свободный день (или – день свободы?).

Синьор Джузеппе отпустил меня до 7 вечера (а, может, до 6? – я что-то не разобралась).

Я положила в рюкзак бутылку питьевой воды, пачку печенья, яблоко и купальник и бодрячком выкатилась на улицу. На ближайшей площади, в табачной лавке с горем пополам объяснилась с продавцом и за 2,5 евро купила билет туда-обратно. Галя говорила, что так дешевле.

На площади подошла к двум мужчинам, с вопросом, где остановка автобуса до Катании. Мужчины оживились, замахали руками. Я улыбнулась вежливо: «No capisco». Один отвёл меня на остановку, сказал, что автобус №277 (numero due-sette-sette), оранжевого цвета (oranciona) – потыкал в афишу с оранжевым фоном, придёт в 10—40 (показал на часы) и поинтересовался, есть ли у меня билет. Я кивнула, он обрадовался.

Пассажиры, входя в автобус, компостировали билеты через одного. Я не стала доставать свой – кто их знает, какие тут порядки?

Вообще-то, со смотровых площадок Сант Мариа Катанию видно, как от нашего Питерского квартала – Озерки. За час можно было бы, не торопясь, дойти пешком. Но здесь – горы. Дороги вьются между домов так, что придётся ездить. За полчаса в голове всё перепуталось: автобус делал крутые повороты, катил то вверх, то вниз, крутился между садов и утопающих в цветах имений, а я, стиснув зубы, молилась, чтобы меня не стошнило.

На станции в Катании огляделась в поисках ориентиров. Ориентиры сразу нашлись: над городом возвышалась тёмно-синяя Этна, внизу виднелся порт. Вот и чудненько.