Дважды в неделю приходила мулатка Анджела, убиралась, стирала и гладила. Она крестилась, слушая завывания старухи и шептала мне: «Терпения Вам, терпения…»

Готовил младший сын, Серджио. Мне велели сидеть с мамой, споласкивать посуду и загружать в посудомойку, наводить порядок на кухне и в маминой комнате.

Моя комната была крошечной, с проломанной кроватью. Постельное выдали такое драное, что я побрезгала им пользоваться. Ложилась на покрывало, заворачиваясь в свой палантин. Благо, что сентябрь стоял по-сицилиански жарким, за +30.

В квартире был проведён интернет, но я смогла выйти в сеть пару раз, ненадолго.

Больная не давала ни минуты покоя. Ни поспать, ни поесть нормально, ни даже помыться!!! Сама она вообще не спала. Я пыталась взывать к остаткам её разума: «Мне надо принять душ (отдохнуть, поесть)», но она визжала дурным голосом: «Ты – сиделка! Сиди рядом со мной!» Причём, сидеть приходилось в буквальном смысле слова. Потому что даже читать мне запретили.

Сыновья требовали, чтобы я неотлучно находилась в её комнате. Сами они уходили куда-то утром, до вечера, но несколько раз появлялись, проверяя, что я делаю. Я выполняла все действия механически, почти на грани возможности.

На пятый день вечером уснула носом в тарелку. На шестой утром меня выпустили из дома на 4 часа. Это – вместо обещанных двух раз в неделю по 6 часов.

Улицы курортного города манили чистотой и комфортом, отели, цветы, кафе, праздношатающиеся счастливчики. И я – замученная и чуть живая, вяло реагирующая на окружающие красоты.

Пришла к морю. Выбрала пляж перед навороченным отелем, чтобы быть более-менее спокойной за свои вещи, разделась недалеко от лежаков и два часа не вылезала из воды.

Спина гудела, ноги болели, голова отказывалась воспринимать происходящее.

Над водой пролетало облако-птица. Я вздохнула. Когда вижу облако-птицу, знаю: придётся сниматься с места, и лететь куда-то, меняя жизнь. Клюв огромного гуся-лебедя был направлен в сторону Калатабьяно. Настроение, и без того препоганейшее, скатилось к нулю.

Вернувшись, сказала синьорам, что этой ночью буду спать. Потому что невозможно не спать 6 дней. Семейка хором завопила, что если я проведу ночь не с мамой, мне за это время не заплатят. Ответила, что для такой больной надо брать двух сиделок, которые меняются через сутки. И повторила, что буду спать.

Спасть мне не дали.

Для того, чтобы старушка-мама могла командовать постоянно, кроме сотового, ей дали домашний телефон. Вторая трубка была у меня, третья и четвёртая – у сыновей. Мама звонила всем. Именно это дёргало мужиков больше всего, заставляя сбегать из дома. Но, воспитанные на авторитете женщины в семье, они срывали зло на мне, ругаясь с каждым днём всё больше.

В десять вечера я ушла в свою комнату и легла. Через полчаса безумная больная набрала мой номер. Я приплелась к ней: «Что Вы хотите?» Она завизжала: «Ничего от тебя не хочу! Уходи! Сегодня ночью за мной будут ухаживать мои сыновья!!!» Сыновья уже примчались к ней, потрясая телефонами.

Я ушла в свою комнату и легла. Только уснула – снова вызов. Я пришла и спросила: «Что?» Она заорала на весь Джардини: «Ничего!!! Я тебе не звонила!!!» Сыновья появились в мамочкиной комнате позже меня.

Я ушла к себе и легла. Через четверть часа – новый звонок. Я взбесилась. Пришла в комнату сумасшедшего собрания и рявкнула: «Что вам от меня надо?!» Сыновья, бегающие вокруг мамаши, заорали: «Уходи и спи!» Мамаша заорала: «Я тебе не звонила!!!» Я заорала: «А кто, бля, мне звонил?! Вот, трубка до сих пор надрывается!!!», швырнула телефонину ей на покрывало и пошла вон. Джанлука окликнул меня: «Наташа, ты забыла телефон!» Я развернулась и отчеканила: «Я не забыла телефон, я его ОСТАВИЛА! Потому что сегодня ночью я буду спать!!!»