– А давай, будто это ты меня бросил? – благородно предложила Лисия.

– Беременную? – ужаснулся эльф. – Ну нет, лучше роль покинутого и опозоренного отца-одиночки. Все станут меня жалеть и набиваться в невесты, а я буду показательно страдать и воротить нос. Чудно! Найниэ останется со мной в любом случае.

– Он и так почти все время в Эфар-мар, – с явным облегчением вздохнула Лисия и сунула тест за бретель платья.

Альвине снова сделалось волнительно, но расставаться таким образом было бы дурным тоном.

– Он даже когда здесь, его здесь нет, – невнятно сокрушалась жена и мать наследника, снова вздохнув.

– Ему пятнадцать, – старательно отвлекал себя от скабрезных мыслей тьен Эфар. – У него полно прочих интересов, кроме как дома сидеть. Очень скоро у тебя будет множество иных забот.

– Считаешь, стоит рожать? – простодушно поинтересовалась пока еще жена.

– Эм… – опешил Альвине, – а возможно счастливый отец еще не в курсе?

– Ы-у, – таинственно провыла темнота, и Лодвейн слегка насторожился. Рука, протянутая во мрак между стенкой и стеллажом к пластине включения светсфер, почувствовала себя немного неуютно, как в детстве, когда приснился кошмар, а из-под одеяла пятка выткнулась, и ты всей этой пяткой чуешь, что вот прямо сейчас…

– Ы-ы-у-у, – снова раздалось во тьме, Дан дернул рукой влез в паутину, скривился и сотворил красноватый светляк. Впрочем там, откуда доносились странные звуки, атмосферно мерцало.

Дан пошел на свет. Едва слышные шебуршания вызывали не слишком хорошие ассоциации, связанные с давним неотвязным и глубинным страхом, но искомая документация, вдруг понадобившаяся начальнику отдела непременно в материальном виде, находилась как раз там, где мерцало, выло и шебуршалось.

Сначала Лодвейн был рад, что его обратно в надзор взяли, потом приуныл от дисциплины, потом привык и теперь даже удовольствие получал, как раньше. Тем более компашка подобралась практически прежняя, пусть и немного при других конфитюрах. Все равно часто пересекались. Ага!

Он не подкрадывался, просто темно, интересно, а он вампир, а тут она, добыча, сидит на корточках со светфонариком в зубах и в папках копошится.

– Лиссссс…

Визг ввинтился в чувствительные вампирьи уши, поставив дыбом нервы и волосы на макушке, фонарик юркнул под стеллаж, а Лодвейну прилетело папкой по чувствительному.

– Ашшш…

– Ой, – пискнула подсвеченная красным поблекшим светляком Лисия, – ничего важного не пострадало?

– Холин бы сказал с… самолюбие, но я тактично промолчу.

– И… извини. А ты сюда зачем?

– Вот за, – Дан осторожно, ненавязчиво прикрывая дорогое пострадавшее, прощемился вдоль стеллажа и достал с полки папку с нужной маркировкой, – за этим. – И полез обратно. Прикрываться папкой было удобнее. – А ты чего тут воешь, как не-живая. И чего свет не включила?

– А я… Я темноты боюсь. Я так себя отучаю. А чтоб не очень страшно – пою. Но у меня руки заняты были пришлось фонарик в рот взять, – пояснила птица-секретарь и, поправ документы коленками, приникла верхней частью туловища к полу, добывая фонарь из-под стеллажа. Фонарь в руки не давался, но эффектно подсвечивал очертания плотно обтянутых легинсами аппетитных округлостей. На эти округлости половина Управления взгляды бросала, но Лисия вела себя в рамках, репутацию дома Эфар не роняла, хотя одевалась иногда так, что даже мимобеглый дамочкоустойчивый Став на пару мгновений замирал.

Вот и Дантер замер и даже попятился, и пасть захлопнул, пряча полезшие от нервов клыки. Поднимаясь с коленок, Лисия прижала край трикотажного платья-туники, и как в песне: вот платье с плеч ползет само, а на плече горит… Мрак и тьма… На плече под красной бретелькой бюстгальтера чуть вдавливающегося в девичью кожу, скалилась, распахнув кожистые крылья, летучая мышь.