– Альвине, прости… – покаянно проблеяла я, – я нечаянно.

– Все хорошо, солнышко, – пропел он и меня затопило эндорфинами.

– Холин, – продолжил он совсем другим голосом, – вы знаете, что делать?

– Эм… теоретически.

– Тогда рожаем. – И мне: – Звездочка моя, теперь твоя очередь…

И…

Было как-то тихо. Очень. Я даже слышала, как сопит под елкой Рикорд, которого таранным заклятием не разбудить, если уж уснул. Стояла, прижимая к себе стопку мягких полотенец, Лисия, беспокойно распахнув глаза так широко, что они, казалось, заняли половину лица. А внутри копилась пустота и сила уходила куда-то вовне.

Слабость придавила к полу, но я поднялась. Альвине продолжал улыбаться… Не так, как раньше. Придержал меня… Держал меня своим светом. А чудовище держало на руках, на сгибе локтя костистой руки, черноволосую головку со следами обвившейся вокруг шеи пуповины и грань дышала холодом.

– Мар, – шепотом, прозвучавшим в тишине колокольным набатом, – почему она молчит? Альвине?

– Зови ее, зови, свет мой. Холин? Вы ведь уже дали ей имя? Зовите оба!

Но у нее еще не было имени, мы и Рикорда назвали только спустя сутки после его рождения. Тогда эльф отпустил мою руку, одним движением оказался рядом с Маром, сияя рядом с его тьмой чистым бледным золотом, положил на грудь и животик малышки длинную узкую ладонь и позвал сам. Безмолвно. Светом. Сутью. Я никогда не слышала, как он поет изнутри. Никто никогда не слышал. Потому что никто не знал, что он это может – звать из-за грани.

Крошечный ротик приоткрылся. Вдох… Прозрачные веки в стрелках слипшихся черных ресниц дрогнули, и на нас посмотрели два темно-синих звездчатых омута.

– Здравствуй, Элена, – проговорил Альвине, – сияй снова.

– Элена, – повторила я, тоже наконец вдохнув, – мне нравится.

Дитя тьмы сморщило нос, дернуло ногами и разразилось оглушающим воплем. Все отмерли и принялись суетиться. Лисия помогла Мару завернуть ребенка в полотенце, Альвине подсунул мне под спину пуфик и подушку, чтобы я не заваливалась. Потом мне дали наконец моего ребенка, потом явилась бригада целителей и меня вместе с дочкой запихали в кресло-перевозку и почти оттранспортировали к выходу.

Я оглянулась.

– Какой бездны происходит, Эфарель? Что ты сотворил? – Холин стоял почти вплотную к Альвине серьезный и слегка страшноватый.

– То, что должно. И… это не я сотворил. Это ты и она. Поздравляю с рождением дочери, Холин.

– Мар… Лайм!

– Не переживай, пусть побудет у нас, – ответил эльф, покосившись под елку с таким видом, будто самолично туда Рикорда спать уложил, и улыбнулся тепло и счастливо. – Спасибо за чудесный подарок, свет мой.

ПыСы от автора. Я не медик и не слишком хорошо уже помню, как все на самом деле происходит, так что простите физиологические неточности, если они тут есть. Все-таки это немножко сказка.

ЗАЛЕТНЫЕ

Альвине, Лисия и фобия.

1. Заключение

– Альвине, я падшая женщина, – скорбно покаялась Лисия, сцепив руки внизу и нервно похрустывая пальцами. Эфарель дергался от мерзкого звука, но держал лицо и руки держал, а в руках держал треклятую дизайнерскую люстру, которую обещал повесить еще неделю назад, но настроения не было, а тут внезапно все совпало. Он как раз тут, а не в Эфар-мар, приехавший с ним Найниэ помчал по приятелям, никаких прочих неотложных дел нет и захотелось чего-то возвышенного. И на тебе – покаяния и хруст, будто парочка гулей у дороги уселась перекусить мимонедобеглым сусликом.

– Не низко? – уточнил эльф.

– Ниже некуда, – душераздирающе вздохнула Лисия и – хххррусть.

Альвине, не будь он мужчина и воин, хотя за меч не брался уже лет пятьдесят, дрогнул руками, хрустальные пластины подвесок на ободках издали мелодичный бздыннь, норовя выскользнуть. Эльф быстро совладал с собой и люстрой, подумал, что хоть он мужчина и воин, стоило, наверное, вызвать специалиста, и свысока посмотрел на жену. Он вообще-то имел в виду длину цепочки осветительной конструкции, но Лисия, если уж начала каяться, то ее было не остановить.