– Дедушка, я не замечала за тобой раньше таких наклонностей, – произнесла я наконец, решив, что раз это просто сосед, значит, я пока нигде не прокололась и можно с чистой совестью не оправдываться, а обижаться.

– Каких? – тут же поинтересовался господин Ирсен с видом абсолютной невинности.

– Учти, что почетная роль свахи в нашем районе принадлежит мисс Мидоун, – фыркнула я.

– Как ты такое могла подумать, внучка? У меня и в мыслях ничего подобного не было. Просто хотел рассказать тебе о господине Вирсенте…

– И решил упомянуть отсутствие супруги? – я вскинула бровь.

– Ну а вдруг? Попробовать все равно стоило, раз уж к своим коллегам ты абсолютно равнодушна, – ничуть не смутился дедушка, признавая свой промах.

– Даже не надейся от меня избавиться таким способом. – Я улыбнулась, чувствуя, как тревога окончательно отступает. Все же это простое совпадение. Да и брюнет мог быть совсем не тот. Мало ли в столице похожих спин и широких плеч? Это все усталость, расшатавшиеся нервы и богатое воображение. Именно они, не иначе, сыграли со мной злую шутку. Так что, переведя дух, добавила: – К тому же я не затем пять лет выгрызала свой диплом зубами, а потом еще два года доказывала на работе, что чего-то стою, чтобы все мои труды накрылись брачным покрывалом!

Дедушка на это лишь печально вздохнул. Ему хотелось правнуков. А еще «пристроить меня в надежные руки, пока жив», как он сам иногда выражался. Я же, наоборот, верила, что дедушка из чистого упрямства будет раз за разом обводить вокруг пальца костлявую, пока я не сменю фамилию.

Потому твердо решила: буду как можно дольше оставаться при своей. Да к тому же перед глазами было немало примеров моих школьных подруг, для которых брачные узы стали кандалами. Будучи замужними леди, они во многом вынуждены были подчиняться воле супруга. Я же – любимая и единственная внучка деда – часто не знала отказа, а суровой родительской воли надо мной не довлело. Хотелось бы, чтобы она, эта самая воля, была и я ей строптиво сопротивлялась, зато были бы живы папа и мама.

Правда, образы родителей уже почти стерлись за двадцать с небольшим лет, оставшись там, в прошлом. А в настоящем у меня был один хитрый господин Ирсен, который сейчас лукаво улыбался в свою короткую, густую и абсолютно седую бороду. Плутовски посматривая поверх своих очков в роговой оправе и подозревая о моих мыслях, душка спросил:

– Проголодалась?

– Ты же знаешь, что на этот вопрос у меня всегда категорично утвердительный ответ, – отозвалась я, и мы отправились ужинать.

Надо сказать, что мясное рагу было выше всяких похвал. К тому же к еде был подан вкуснейший из соусов – голод. Утолив последний, я разомлела и, сыто зевая, пожелала дедушке спокойной ночи, направившись наверх, к себе в комнату.

Лестница привычно скрипнула на третьей ступеньке, словно жаловалась. Я щелкнула пальцами, подновляя почти истаявшее заклинание, и пообещала себе, что непременно на следующей неделе позову плотника, чтобы тот ее починил. Потому как чары чарами, но порой надежнее молотка и топора ничего не сыщешь.

Едва я оказалась в своей комнате у постели, как рухнула в нее. Кажется, при этом уснула еще до того, как голова успела коснуться подушки.

А время во сне понеслось как-то быстро. Я бы даже сказала – стремительно. Молниеносно. Да его вообще стоило оштрафовать за превышение скорости!

Звон пробуждающего артефакта врезался в мои барабанные перепонки почище тарана в ворота осажденной крепости. Я подскочила с постели, распахнула глаза и заметалась по комнате, ища этот чертов побудный артефакт. Пока носилась из угла в угол, проснулась и поняла: механическая птица стоит на шифоньере. Поэтому, чтобы ее достать, нужно как минимум встать на стул. Что я и сделала. А после наконец отключила демонову птицу. Выдохнула, сдула со лба светло-каштановую прядь и… поступила в лучших традициях пиратов, нашедших клад, – перепрятала!