Все эти мысли пронеслись в моей голове в один миг, и если с ними все было предельно понятно, то в чувствах произошла какая-то сумятица. С одной стороны, сосед по-прежнему был мне симпатичен (он все же помог дедушке), а с другой… Своей реакцией на то, что я артефактор, Вирсент меня основательно выбесил. И злость была особенно неприятной, потому что при этом брюнет мне нравился.

В попытке убежать от этой чехарды эмоций, я произнесла:

– Дедуля, не переживай. Я завтра вечером все починю, и ты будешь по-прежнему готовить самый вкусный кофе в округе в своем любимом кофейнике.

– Ну хорошо, если так, – улыбнулся Ирпур.

Я подняла с пола металлическое основание артефакта, щелкнула пальцами, призывая магию, и стеклянные осколки, быстро собравшись в кучу, отправились в мусорное ведро. Проследив за их полетом, я сделала себе мысленную пометку – завтра зайти в посудную лавку и подобрать подходящий по диаметру новый сосуд.

Впрочем, разбитый артефакт не сильно омрачил наш вечер. Во многом причиной того, что он закончился в приятной и легкой атмосфере, была заслуга, как ни странно, нашего нового соседа. Он ловко переключил внимание дедушки, да и мое тоже, на себя, делясь забавными случаями со своей работы. Вирсент оказался преподавателем в Академии Четырех Ветров, что находилась на южном побережье Исконных земель, в соседствующей с нами Исвирии. В столицу Грохтории же он прибыл для чтения лекций и работы над собственной диссертацией, потому как именно в нашей академии находились нужные ему манускрипты по ринологии.

К тому же во время беседы Вирсент больше не выказывал удивления по поводу моей профессии и даже не уточнил, как меня угораздило стать артефактором, словно принял это как само собой разумеющееся.

Мы попрощались с брюнетом достаточно тепло. Вот только, когда я пошла проводить его до дверей (дедушка остался на кухне: все же на коляске передвигаться ему было тяжеловато), случилось то, чего я уже и перестала опасаться. Вирсент, уже готовый взяться за ручку входной двери, вдруг остановился. В тусклом свете магического фонаря прихожей я увидела, как в его открытой ладони вдруг заклубилась тьма – знакомая тьма моего собственного проклятия.

– Прошу прощения. Кажется, это твое, Ирэн, – произнес он, решительно переходя на «ты», как иные смельчаки дорогу на красный (а то и сразу на тот) свет.

А после протянул мне мое собственное злословие. Причем сделал это так, что я машинально подняла руку, на которую тут же с охотой перекинулась моя тьма и заластилась к кончикам пальцев.

Я не успела ничего сказать, только гулко сглотнула. По спине пробежал холодок, в груди вдруг стало тесно, а в мозгу сразу пронеслись все возможные варианты наказания, которые последуют за применением темнокнижия. Но я не успела ничего сказать, как этот невозможный, непредсказуемый, невыносимый и еще много чего с «не–» тип добавил:

– В следующий раз будьте осторожнее и не разбрасывайтесь такими опасными заклинаниями. А то последствия могут быть губительны и для вашей репутации, и для карьеры.

– Спасибо за предупреждение, – наконец совладав с собой, выдохнула я, осознав, что, кажется, на этот раз пронесло.

Но я рано обрадовалась. Упрямый характер не дал мне побыть до конца кроткой и раскаявшейся. Поэтому с губ, кажется, помимо воли сорвалось:

– Но если бы вы не лихачили на улицах столицы и не окатывали с ног до головы девушек грязью, то они бы даже и не подумали о проклятиях.

Промелькнуло ли у брюнета после этой фразы во взгляде сожаление? Конечно, нет! Он и извиниться не подумал. Да, я тоже не выразила и тени сожаления за проклятие. Но… Это другое! И вообще, я девушка, и у меня после были моральные терзания. Плевать, что те не о содеянном, а о том, что я могу попасться. Но все же!