Рядом с гномом сидит полненькая проститутка, наклонившись, что-то шепчет ему на ухо. Явно договариваются о встрече наверху. Так и есть. Гном доедает баранину, запивает пивом из кружки, громко отрыгивает (что, впрочем, никого в трактире не смущает) и, кивнув девчонке, следует за ней к лестнице. Хорошее завершение вечера будет у полумужа сегодня.

Я допиваю остатки морса, ставлю кружку на стол. Официантка пока обслуживает стражников, двое из которых уже основательно наклюкались и храпят, облокотившись на стол руками. Когда разносчица, наконец, закончила с «ментами», зову ее жестом. Подходит. Спрашиваю у нее, сколько с меня.

– Двадцать челей, – отвечает.

Ого! За плошку супа, ломоть хлеба и кружку морса – двадцатка! Дороговато. Меня так и подмывает спросить у девки, это для меня, цыги помойного, такой «индивидуальный тариф», или все по оному платят. Но сдерживаюсь, вынимаю кошелек, отсчитываю монеты.

Улыбаясь, протягиваю ей. Лицо официантки добреет: видать, и правда завышенная цена, то-то она так радуется. Себе в карман, небось, челей 10 положит, а то и больше.

– Скажи, любезная, а сколько комнату стоит снять на ночь в вашем трактире?

Официантка задумчиво глядит на меня. Либо думает, стоит ли вообще цыгу пускать в «апартаменты», либо о том, сколько с меня еще можно содрать сверх нормы.

– За ночь – 50 челей, – отвечает, наконец. – Оплачивать сразу.

Сижу в раздумьях. Если сейчас сниму комнату – в кошеле останется всего-навсего 77 челей. Мягко говоря, негусто, при здешних прямо-таки разбойничьих ценах. Дерут, понимаешь, с трудящихся.

Может, ну его и на улице перекантоваться? Я поел, довольно крепок, можно и под пирсом в порту снова переночевать.

Однако, сама мысль об очередной ночевке под открытым небом была неприятной. Тело протестовало, ныло болезненно. Телу нужен отдых, нужны силы, чтобы я мог развернуться, чтобы мог применить свои боевые и прочие навыки в этом мире.

– Ну? – нетерпеливо бурчит официантка.

Я вздыхаю и начинаю отсчитывать звонкие монеты.

Официантка вручает мне ключ с эмерийской цифрой 13, которую я знаю благодаря мальцу Бруно. Меня уже клонит в сон и я не хочу задерживаться. Стараясь не обратить на себя внимание со стороны охранников, наемников или пиратов, следую за официанткой. Она подводит меня к бледной девушке в переднике и с характерным следом на шее: такой след оставляет металлический ошейник. Значит, это рабыня, а в мире трех лун есть рабство. Не скажу, что я удивлен. Где есть пираты, есть надсмотрщики, там обязательно будет и рабство.

С сочувствием смотрю на бледную горничную, и вдруг понимаю, что она такая же, как я. В том смысле, что мы одной расы. Выходит, цыги в Зургане не только по помойкам шарятся, но и продаются, как скот на невольничьих рынках. Да, угораздило же мне шкурку примерить. Нет бы в принца какого-нибудь попасть или, на худой конец, в здорового и сильного наемника. Ну, да ничего, мы и в теле слабосильного подростка еще повоюем.

– Авила, отведи парня наверх, – говорит официантка. – Тринадцатая комната.

Девушка кивает, тихо, словно призрак, направляется к лестнице. Я следую за ней. Наверху – длинный коридор из множества дверей в обе стороны. Двери хлипкие, деревянные. Когда мы с Авилой идем по коридору, из-за некоторых дверей слышны стоны страсти: кое-кто из постояльцев уже предались грубому разврату.

Тринадцатая комната находится в самом конце коридора, уже под скатом крыши. По большому счету, не комната это, а чулан. За пятьдесят челей-то.

Авила открывает дверь, отдает мне ключ.

– Спасибо, Авила, – говорю.

Она молчит, не уходит. То ли денег ждет, то ли хочет разделить со мной постель. Решаю, что все-таки второе. Пытаюсь придумать, как по-доброму отшить ее: да, я в теле 15-летнего подростка, но уж очень изможденного. Не до секса мне сейчас.