– Сэр.

Гарпасту подали ладонь, и тот, слегка замешкавшись, ее пожал.

– Сэр, мне тут сказали, вам нужен кэб.

– И кэб, и жирандоль, – показал пальцем Родерик.

– И докуда?

– До Шорсфилд-тауна и немного дальше.

Названный Томом задумался.

Пока он соображал, я вытянул баулы из канавы Пейн-роуд, выбрался сам и, измазанный, встал у Родерика за левым плечом.

Наконец Том посветлел лицом.

– Это, значит, миль двадцать будет?

– Где-то двадцать пять, – сказал Гарпаст.

Мальчишка присвистнул, его дядя приосанился и даже вытер руки о полы.

– Нечего вам идти к Уорвику, – сказал он. – У меня есть закрытый кэб, старенький, но одну ось я уже починил, а вторая и так держалась. Колеса крепкие, сиденья хоть и без обивки, но надежные. Стенки я укрепил. Лошадь возьмем у Грисомов. Ну-ка, Дикки!

Мальчишка со звоном опустил жирандоль у ног Родерика.

– Я сейчас, дядя!

Придерживая цилиндр, он скрылся за сарайчиком.

– Во-от, – протянул Том. – А Уорвик с вас больше возьмет. Я-то всего полтора фунта…

Гарпаст незаметно пихнул меня локтем – ясно, что он полагал меня ответственным за несвоевременный сход с поезда, соответственно и платить должен я.

– Потом, – продолжил Том, – у нас здесь в этот год льет и льет, не весна, а наказание, Мисборн уже пучит, Литтл Миссенден подтапливает вовсю, где-то уже и не проехать, придется кружным путем… Так что не, полтора фунта – это еще по-божески!

– Радуйтесь, Джонатан, – обернулся ко мне Родерик, – вот он, ваш мир, мир денег и наживы. Здесь за все надо платить.

– О, Господи! – сказал я.

Мне пришлось отвернуться, чтобы достать из кармашка в кальсонах под брюками банковский билет. Очередной.

Такими темпами у меня скоро совсем не останется денег даже на взнос за «Ремингтон». И зачем я вызвался в сопровождающие?

Денег было жалко.

Глухая обида на Родерика заворочалась под сердцем.

– Остальное – по прибытии, – сказал я, вручая купюру нашему будущему извозчику.

Тот недоверчиво повертел фунт в пальцах.

– Я как-то больше с монетами…

– Ничего.

– Дядя Том, Мартина дали! – донеслось до нас.

Мы обернулись – по густой траве мальчишка вел к воротам меланхолично ступающего коня. Каурого, желтогривого, с провисшим брюхом.

За ним бежали две девочки лет пяти-шести, но остановились, увидев меня и Родерика.

– Ну! – обрадовался Том. – Сейчас и запряжем!

Он окунулся в сумрачные недра сарайчика, в недрах зажглась лампа, осветив висящую на стенах упряжь, рядком лежащие хомуты, подковы, косы и ржавый нагрудник.

– Багаж давайте сюда, – Том направил лампу в сторону – и на фоне высящейся копны сена блеснуло черным лаком дерево. – Дикки, не стой, помогай.

– Сюда, джентльмены.

Звякнул хрусталем жирандоль. Я потащил баулы за мальчишкой.

Кэб, четырехколесный, типа бруэм, имел явные следы ремонта. Боковая стенка у него желтела новым, неокрашенным деревом, дверца была половинчатая и тоже новая.

Пока я распределял вещи под сиденья, сколоченные из занозистых досок, Гарпаст, щурясь, обошел бруэм по периметру.

– Кэбу, похоже, хорошо досталось, – заметил он.

– Да, слетел с холма, – отозвался Том, крепя постромки, – лошади понесли и, значит, с обрыва. Я и подобрал, раз никому не нужен. Казалось бы, все прахом, а одна ось целая…

– Ясно, – сказал Родерик.

Конь фыркал, переступая по настилу. Мальчишка гладил его по шее. Девочки выглядывали из травы.

– Ну, вроде все, – Том поймал в кулак узду. – Пошли, Мартин, пошли. Дикки, принеси джентльменам шкур на скамьи.

– Садимся, Джонатан, – скомандовал Гарпаст, залезая в кэб на ходу.

– Эй, а три пенса, сэр? – дернул меня за рукав мальчишка.

– Конечно.

Я расплатился, получил ворох пыльных, остро пахнущих шкур, то ли волчьих, то ли собачьих, и поделился ими с Родериком.