.

Лет в 8 я пробовала ходить в хореографический кружок. Но меня быстро отсеяли как неперспективную. Когда в нашей школе решили открыть танцевальный кружок, меня, уже пятиклассницу, точно так же отсеяли еще на этапе отбора. Действительно, на меня нападает какой-то идиотизм, когда надо танцевать по команде. Но когда я танцую, как хочу сама, то выделываю те еще кульбиты, и, по моему мнению, делаю это не безобразно.

Отсеяли здесь – зато сочли «перспективной» в бассейне, куда нас водили во втором классе. А все потому, что я умела плавать под водой: научил папа в 6 лет, на Черном море. Но в бассейн меня не отдали. Во-первых, это было далеко от дома, занятия были днем, а родители работали. Во-вторых, я и так уже ходила на рисование, в хор и на художественную гимнастику. При этом отлично училась и читала как не в себя. В то время у меня начались головные боли, и мама повела меня к невропатологу.

– А что вы хотите? – развела руками врач. – У ребенка очень насыщенная жизнь.

Ну и в-третьих, учительница по пению, в чей хор я ходила, нагнала на мою маму страхов про широченные плечи и «ужасные» узкие бедра пловчих.

– Вы же не хотите, чтобы у вашей дочери была такая фигура? – говорила эта миниатюрная, пухленькая, миловидная молодая женщина – ну точно маленькая княгиня Болконская.

Сейчас я рада, что жизнь уберегла меня от «соревновательных» кружков, а дала те, где не требовали высоких достижений и медалей.

В хоре я была третьей в пятом ряду, на художественной гимнастике – вообще первой с конца, на рисовании – примерно на той же позиции. Но жизнь ощущалась насыщенной и интересной. Я была «при деле».

И у меня не было ни тени зависти, когда я смотрела, как Наташа Ш. садится на поперечный шпагат и скручивается в колечко, а солист Александр В. так поет «Я верю в разум человека, в его порыв дружить, любить», что мурашки по коже бегут. При этом я не хотела быть ни как Наташа, ни как Александр. Почему? Наверно, было какое-то бессознательное ощущение своей личной ценности независимо от достижений. В целом я нравилась себе. Не хватало лишь длинных волос и модной заколки «банан».

Моим любимым кружком стала «Эстетика быта», куда мы с подругой записались в седьмом классе, чтобы научиться шить. Там мы впервые прикоснулись к сияющему миру журнала «Бурда Моден». Рассматривали его, затаив дыхание, из рук преподавательницы Ирины Александровны, с благоговением слушая ее комментарии.

Журналы «Бурда Моден» тех и более поздних лет стали для меня якорями добра, своего рода фетишами счастья. И сейчас, спустя много лет, я по крупицам собрала их, «выследив» на «Авито». И пусть я редко шью, но провести вечер, перелистав три-пять журналов за 1989 или 1990 год, – для меня особое удовольствие.

Когда я стала старше, у нас в школе ввели предмет УПК (учебно-производственный комбинат). Там раз в неделю мы осваивали азы разных профессий. Кто-то ходил в медучилище, кто-то – строчил трусы и рукавицы, мальчики слесарничали-столярничали.

Мы с подругой записались на педагогику. Это оказалось тем еще занудством. Под диктовку мы часами писали в тетрадку какие-то трескучие фразы. Однажды мне это надоело, и я пошла на прием к директору УПК.

– Мне не нравятся эти профессии, – сказала я. – А той, которой я хочу заниматься, у вас нет.

– И кем же ты хочешь стать? – поинтересовался директор.

– Журналистом! – с апломбом выпалила я, уверенная, что он разведет руками.

Но не тут-то было.

– Отлично! Определяем тебя на практику в «Красный Сормович»!

И тут же позвонил Ларисе Мухиной, журналистке районной многотиражки. Так в 15 лет вышла моя первая заметка. Особенно этим был доволен дед Сахаров.