Я уже даже не смотрю на телефон. Кажется, что время остановилось. О том, что минуты все так же летят, напоминает только стремительно наполняющийся мочевой пузырь.

***

Лязг ключей в замочной скважине ─ такой громкий, что звенит в ушах. Я приоткрываю глаза и тут же снова зажмуриваюсь, пытаясь вновь провалиться в сон. Бессмысленно вскакивать каждый раз, когда мерещится, что отпирается входная дверь. Я уже давно потеряла надежду. Да и связь с реальностью тоже. За миг счастья я теперь плачу бесконечными муками ожидания. И дело не в ошейнике с поводком.

Тяжелые шаги. Разрывают похоронную тишину и барабанным боем отдаются в пульсирующих висках. Садится рядом и кладет большую, давящую ладонь мне на лоб ─ льну к ней, молясь, чтобы это был не сон, который я вижу, дрейфуя между забытьем и реальностью. Артём собирает разметавшиеся вокруг моей жалкой, скрюченной фигурки волосы и аккуратно скручивает их в жгут, который укладывает на подушку. Пальцы пробегают по шее и ловко расстегивают ремни… До меня вдруг доходит, что вместо того, чтобы бороться с поводком, я могла просто расстегнуть застежки. Это было бы не сложнее, чем расцепить карабин на ожерелье. Разум заблокировал самое простое решение, внушив, что снять оковы могут только его руки. Или то было сердце?

Я прижимаю ладонь к передней стороне ошейника. Не хочу от него освобождаться. Не знаю, конец ли это наказания или Артём просто решил, что я ему не подхожу. Перехватывает мои пальцы и легонько сжимает своими, как бы подтверждая, что я все сделала правильно, а второй рукой мягко «отклеивает» ошейник от моего тела. Он так приварился к коже, что оставил после себя саднящие, влажные полосы.

Делаю пару непривычно глубоких вдохов и возрождаюсь к жизни не столько из-за притока кислорода, сколько от его улыбки, что ласкает солнечным светом, которого в этом дождливом городе все время недостает. Его глаза. Сейчас они непривычно светлые и прозрачные, будто кусочки янтаря, которые море вынесло на берег в пахнущий ультрафиолетом летный день. Я понимаю, почему терпела. Почему душилась и истязала собственный мочевой пузырь, который грозит лопнуть. Я хочу видеть это в его глазах снова и снова. Я хочу чувствовать его запах, наполняющий легкие. Я хочу, чтоб он принадлежал мне, даже если для этого нужно стать его вещью.

Артём смотрит на меня, ввинчиваясь взглядом в душу, а зрачки расползаются, поглощая свет радужки. Черные дыры и те так не затягивают. Замечаю у него на лбу мелкие капельки пота, которых не должно быть в прохладной комнате.

Артём рывком распускает узел галстуки, продолжая пожирать меня глазами. Я облизываю пересохшие губы и поворачиваюсь на спину ─ болезненный спазм прокатывается по мочевому пузырю, напоминая, что уже давно пора пописать. Но встать я все же не решаюсь.

─ Встань, ─ поднимает он меня командой, но нежной, с отзвуками гордости.

Чувствую себя словно смогла сделать что-то нечеловеческое.

─ Артём, ─ шепчу я и встаю на колени рядом с ним ─ футон уже не впивается в костлявые коленки.

Впервые за целую жизнь наши глаза на одном уровне. Впрочем, это неважно. Хоть ошейник и валяется у кровати, а слово «девочка» больше не режет слух, Артём так и остается Верхним, подчиняя меня, Нижнюю, чье место отныне у его ног.

Молча прижимает меня к груди, и я растворяюсь в ритме его сердца. Тихо плачу, пока он гладит меня по волосам и чуть покачивается, согревая меня, закоченевшую от одиночества, теплом своего тела.

Тихое счастье, которое заставляет меня жалобно хныкать, резко обрывается ─ хватает меня за плечи и заставляет посмотреть на себя. Уголки губ, которых я так хочу коснуться поцелуем, ползут вверх, и меня накрывает улыбкой наркомана, который только что вкатил дозу. Его наркотик ─ мое подчинение.