С этими словами он дернул дверную ручку на себя и выскользнул за дверь приземистого домишки, много лет считавшегося ему родным.

– Нет, Сэмми постой! Я не это имел в виду! – крикнул дядя Майк, будто до него только дошел смысл всего вышесказанного, – Господи, что же я натворил!

Но Сэм уже не слышал его голоса. Перед его взором менялись, пролетали мимо цветочные клумбы, каменистые дорожки, а затем оживленные улицы и пешеходные переходы. Он не заметил, как начал бежать и только что осознал, что несется вдоль проселочных дорог на всей скорости. А когда остановился перевести дух, тут же рухнул на бордюр у обочины дороги. Легкие горели, сколько же километров он успел пробежать?

Как назло в голове постоянно всплывала мысль, которая теплилась в душе целый учебный год в пансионе. Он засыпал и просыпался с этой мыслью, глушил ею душевные страдания и повторял ее про себя каждый раз, когда был на грани срыва. «Успокойся, ты не один. У тебя все еще есть семья». Должно быть, эта мысль всплыла именно сейчас, потому что пришло время ее смерти. Осознание того, что все представленное и надуманное им было ложью пришло больнее, чем мог ожидать Сэм.

Ему показалось, что этот день, он запомнит надолго: день, когда он во второй раз потерял свою семью. Произошло это по его вине или нет – он не знал – лишь снова ощущал ноющую пустоту в грудной клетке, словно его лишили жизненно важного лекарства.

«Содержать чужого ребенка», «ты мне больше не сын» – вряд ли Майк считает так на самом деле, возможно, он просто сильно разозлился и перестал следить за своим языком. Такое случалось нередко при его выходках, ведь дядя тоже обладал достаточно вспыльчивым и напористым характером, но это не меняет сути. Тетя Розалин и дядя Майк стали для него опорой, ему всегда казалось, что они тоже хотят пойти навстречу и стать ему родными.

Сейчас Сэм злился не на дядю, а на сказанную им чистую правду. Он слишком много себе вообразил за время пребывания в школе. Даже когда они помирятся, когда снова станут ему близки, они все равно не станут ему родителями, а он все равно не станет им сыном. Именно это Сэм должен был понять еще давно и не ожидать от них слишком многого. Они и так делали все, что должны как его тетя и дядя.

– Они мои опекуны – пробормотал Сэм, поднявшись, – Ни больше, ни меньше.

По его щеке скатилась одинокая слеза, которую он тут же смахнул и направился к автобусной остановке. Тогда он и не подозревал, что с этого момента для него начнется новая жизнь, полная не только тех ощущений, что ему так отчаянно не хватало, но и смертельных опасностей. А старенькая маршрутка с выцветшей рекламой «кока-колы» на полуопущенных стеклах сопроводит его в ранее незнакомый мир, полный захватывающих приключений.

Глава 3.

За пределами возможного

Юноша остановился и в сотый раз уткнулся взглядом в карту. В течение нескольких часов езды на маршрутке, он успел навидаться всяческих видов из грязного окна, наслушаться детских криков и стенаний молодых родителей, а также благополучно занять место с напрочь заевшей оконной створкой, тем самым лишив себя возможности глотнуть свежего воздуха.

Долгожданный момент все же случился: покинув маршрутку, он вдохнул полной грудью и обрадовался единственной хорошей для него новости – за все три недели пребывания в лагере ему больше не придется пользоваться никаким видом транспортных средств. Никаких тебе душных автобусов, маршруток с протертыми сидениями и закладываний ушей на подъемах. За последние несколько дней, это все успело надоесть юноше до предела.

К сожалению, его радости суждено было длиться недолго. Юношу высадили из маршрутки слишком рано, когда до лагеря оставалась еще пару миль езды. Водитель сказал ему, что разваливающийся и грохочущий фургончик, которым тот обладал, не сможет подняться настолько высоко. Принимая в расчет весь тот дискомфорт и ужасное неудобство, проявляющееся при езде в маршрутке, Сэм не стал спорить и спрыгнул на мягкую поверхность горного чернозема. Влажный свежий воздух, наполненный озоном, ворвался в его легкие и принес ощущение чистоты и свободы.