– Моя фамилия Эллис.

– Вот это да, – я уже правда не могу сдержать улыбку. – Действительно прикольно. Как ваша рука?

– В порядке. Шрам останется, но ничего. Вроде как говорят, что мужчину шрамы только красят. Вы, наверное, очень устаёте на работе… Медсёстры всегда так загружены. Я восхищаюсь такими людьми.

Я допиваю чай и чувствую, как на лицо падает несколько капель. Снова начинается дождь.

– Пойду я спать, – говорю, поднимаясь с пола. – И давай на «ты»?

Он тушит сигарету и, улыбаясь, говорит:

– Давай. Спокойной ночи, Эллис.

Возвращаюсь внутрь квартиры с чувством лёгкости. Давно у меня не было таких обычных разговоров. С Гарретом в последнее время все заканчивается ссорами, на работе все разговоры о работе. Даже мои друзья – это мои коллеги. А о том, чтобы встретиться где-нибудь в нерабочее время и речи быть не может. То у меня завал, то наши графики не совпадают. С мамой и сестрой поговорить по душам тоже не получается, от них я всегда слышу только упреки. Кто бы мог подумать, что обычное знакомство с новым соседом и разговор через балконные перила станут моей отдушиной в этой бесконечной рутине стресса.

Я просыпаюсь рано утром и потягиваюсь, но сразу ощущаю тяжесть в воздухе, как будто что-то не так. В голове всё ещё мелькают мысли о том, как раздражает меня всё в последнее время, и Гаррет в первую очередь. Не открывая глаз, я пытаюсь перевернуться на бок, надеясь немного уединиться в этом моменте тишины. Но в следующий момент его рука ложится мне на талию. Я вздрагиваю, и раздражение снова накрывает меня. В последнее время его внимание и его близость стали такими удушающими, такими навязчивыми. Я пытаюсь тихо отстраниться, не разбудив Гаррета, но его рука всё ещё лежит на мне, и я чувствую, как растёт злость.

– Проснулась?

Я поворачиваюсь к нему. Он лежит, с той самой ленивой, полусонной улыбкой, даже не подозревая, что внутри меня уже давно нет ощущения покоя рядом с ним. Его кожа – гладкая, с тёплым карамельным оттенком – выглядит безупречно на фоне смятых простыней. Светлые волосы чуть растрёпаны, будто нарочно, а небрежная улыбка подчёркивает ямочки на щеках – до отвращения милые. Всё в нём как будто нарисовано – красивый, безупречный, будто специально созданный для восхищения. И, возможно, именно это начинает бесить больше всего. Я смотрю на него молча. Слишком долго, слишком пристально. Внутри медленно нарастает странная смесь чувств. Восхищение? Да, наверное. Но и раздражение тоже. Всё это слишком – слишком красиво, слишком правильно, слишком близко. А я будто трещу по швам, и терпения становится всё меньше.

– Почему ты так на меня смотришь? – он тянется ко мне за поцелуем, но я отстраняюсь.

– Не хочешь извиниться за вчерашнее поведение?

– Блин, Элли, не начинай с утра пораньше.

– Я злюсь на тебя, если ты не заметил!

– Ну так давай мириться, – он быстро наваливается на меня сверху, что я даже не успеваю отреагировать.

Я хочу оттолкнуть его, но чувствую, как он прижимается ко мне своим возбужденным членом. Жар расплывается между ног, и я ненавижу себя за то, что не могу перед ним устоять. В итоге, наплевав на всю злость, я отдаюсь ему.

Приняв быстрый душ, я выхожу в гостиную, и меня сразу окутывает аромат завтрака. На кухне, в одних боксерах, стоит Гаррет. Его спина прямая, плечи широкие, мышцы чётко очерчены в мягком солнечном свете, пробивающемся сквозь окна. Он двигается уверенно, непринуждённо, и каждое его движение будто подчёркивает идеальную физическую форму. Он выглядит так, словно только что сошёл со страниц мужского глянца – и даже не прилагает к этому усилий. Всё в нём – от тела до лёгкой небрежности в волосах – вызывает ощущение законченной, продуманной картинки. И, несмотря на всё напряжение между нами, несмотря на раздражение, которое не утихает в последние дни, я не могу не отметить: это сексуальное зрелище по-прежнему цепляет.