В самый разгар сражения, позади моих боевых порядков, раздался многоголосый рёв, и на нас в атаку бросились наёмники. Но, быстро смяв заградительный отряд из тысячи воинов, они нарвались на огонь замаскированных пулемётов, и стали нести огромные потери.

В этот момент огонь, ведущийся по английским позициям, ослаб. Причина? Закончились снаряды! Этим воспользовались англичане, и огнём оставшихся пулемётов стали косить моих наступающих воинов, погнав их обратно.

Поднявшиеся в атаку англичане устремились вслед моим отступающим воинам. Заметив это, ещё минуту назад готовые отступить и бежать, бельгийские наёмники усилили нажим, несмотря на потери. Один из пулемётов "закипел", не выдержав интенсивной стрельбы. Просто пулемётный расчёт не удосужился запастись достаточным количеством воды.

Наёмники, которых было в три раза больше, чем моих воинов, воспользовавшись этим, обрушились на нас, и пошли врукопашную. Волна сражающихся, быстро докатившись до меня, увлекла за собой.

Снова я стрелял, колол и бил. Удачный выстрел пробил мою грудь, а такой же негр, как и я, подскочив, вонзил мне в сердце штык. Последним усилием я пробил его голову зажатым в кулаке ножом. Сознание померкло.

Я вглядывался в котёл, стоящий прямо передо мной, на его дне плескалась чёрная маслянистая жидкость, в которой отражалось моё лицо, и не только оно. Рядом с ним колебалось под невидимой рябью лицо человека-змея, сложившего кольцами своё огромное змеиное тело.

Позади него стоял суровый легионер, одетый в кожаную кирасу с накладными железными пластинами. На его голове возвышался стальной шлем, увенчанный пышным плюмажем, в виде поперечного гребня, по бокам располагались длинные нащёчники. В руке он держал массивное копьё, с необычным наконечником, очень похожим на мой кинжал.

– "Природа статична, а вероятность пластична" – внезапно прозвучало в моей голове.

– Ты видел веер вероятностей! Теперь дело за тобой! – и я окончательно очнулся.

Меня трясло, как в лихорадке. Я стоял на коленях, а вокруг меня столпились воины и испуганно таращились. Я же, мокрый, как мышь, трясся, словно от холода, или, как осиновый лист на ветру. Голову разламывала просто невыносимая боль. А кожа отчётливо посерела. Вытерев с лица сопли, пот и слюни, я поднялся на ноги.

– Вот это и есть моя жизнь с нуля! – произнёс я отчётливо вслух, заставив сначала вздрогнуть, а потом попятиться от меня всех присутствующих.

– К бою! – заорал я, – враг не дремлет. Жизнь только в наших руках. Мамба – или смерть! К бою!

Американское колонизаторское общество, внезапно и по неизвестным причинам, было экстренно воссоздано и реабилитировано, получив вторую жизнь. Президент САСШ Стивен Гровер Кливленд, полный величавого достоинства, взошел на ораторскую кафедру в американском Конгрессе, где, положив руки на прекрасно сделанную из красного дерева трибуну, начал свою речь.

– Уважаемые конгрессмены, я взошёл сюда с непростой целью. Все вы знаете положение в нашем обществе чёрного населения Америки, попавшего сюда не по своей воле. Несомненно, они являются полноправными гражданами нашего великого государства.

– Но, каждый из них полон горечи прожитых поколений. Оглядываясь назад, они видят горькие напоминания о только недавно сброшенных оковах рабства. Не все, из белого населения, смирились с тем, что бывшие рабы и их дети получили свободу.

Взгляд президента недвусмысленно направился на конгрессменов, представленных южными штатами.

– Мы все испытываем чувство большого долга перед этими несчастными. Многие из них льют слёзы, вспоминая о своей далёкой от них родине. Американское колонизаторское общество за последние пятьдесят лет прикладывало максимум усилий для помощи в переселении чернокожего населения.