В романе Мураками у главного героя был друг, который свыкся со своей далеко не лестной кличкой – Крыса.

Оглядываясь на прожитые годы, все четче осознаю, что единственный друг у меня была и есть – моя дорогая мамочка. Как бы я плохо или хорошо ни поступал, я был уверен в одном: мама не прогонит, выслушает и найдет возможность помочь или порадуется вместе со мной.

Хотя у меня есть еще один Друг – Господь наш Иисус Христос, который рядом, и я чувствую, как Его рука все время поддерживает меня и в радости, и в горе. Но правильно ли Творца неба и земли называть Другом? Ведь сказано было Господом, что один Отец у нас – наш Создатель, Святая Троица. Это и смущает меня, поэтому стараюсь меньше задумываться на сей счет, а больше благодарить Господа за Его милость ко мне.

Обращаясь же к образу мамы, думаю о ее бесконечном терпении со мной.

Мне часто кажется, что мою сестру Таню ни на миг не покидало чувство зависти к неподдельной любви мамы ко мне. Таня не хотела видеть, что материнская любовь безмерна и не обошла стороной и моих двух старших сестер, которых также любили и мама, и папа. Ее ослепление этой завистью все время требовало подпитки, что вызывало постоянное стремление доказать родителям, что она лучшая, она без греха. Как-то она мне рассказывала о поездке в Годеново к Животворящему Кресту, а я ее спросил про исповедь и причастие и услышал убивший меня наповал ответ: «А зачем мне исповедоваться? Я безгрешна». Тогда спорить с сестрой и что-либо ей доказывать мне показалось не по силам, да и сейчас понимаю, что это пустая затея. Спросил Господь наш Иисус Христос гадаринского бесноватого об имени и в ответ услышал: «Легион имя мне, потому что нас много» (Евангелие от Марка 5:9).

Вот и на картине Владимира Егоровича Маковского «Две сестры» («Две дочери») на переднем плане безгрешная самодовольная и бесстыжая Татьяна. Она пришла в отцовский дом с какими-то требованиями, выглядит чужой в скромной обстановке рабочего кабинета отца и засиживаться здесь явно не собирается: не сняла в прихожей шубки, даже муфта все еще в ее руках. Выражение лица девушки, вызывающее, дерзкое, даже надменное, кажется нарочитым, неискренним. Она хочет продемонстрировать свою независимость, превосходство, уверенность в правильности своего пути. Несмотря на яркий, эффектный внешний вид, героиня не выглядит ни счастливой, ни благополучной.

Ираида, бледная, худая, одетая в простое черное платье без всяких украшений старшая сестра центральной героини, нарочито противопоставлена ей. Она положила руку на плечо отца – жест, демонстрирующий родственную близость и поддержку. Ее упрекающий взгляд и умоляющее выражение лица исполнены внутренней боли. Визит сестры разбередил старые раны, расстроил отца, нарушил мирное, хоть и не слишком счастливое течение жизни.

Отец сидит за столом, вокруг которого царит беспорядок: разбросаны бумаги, книги попадали со стула. Старик безразлично смотрит в окно, он отворачивается от обеих дочерей, потому что больше не хочет участвовать в семейной размолвке.

Художник некогда говорил: «Картина – не слово, она дает одну минуту, и в этой минуте должно быть все, а нет – нет картины».

Полотно у Маковского получилось. Всего один взгляд – и ты понимаешь, какая непреодолимая пропасть социального и финансового неравенства зияет между сестрами.

Маковский написал эту картину в 1893 году, хранится она в Самарском областном художественном музее.

Маковский Владимир Егорович. Две сестры (Две дочери), 1893.

Самарский областной художественный музей

Вот о таком «легионе» хвостатых я размышлял, рассматривая свой грех в чрезмерном пристрастии к куреву. Мне казалось, что каждой сигаретой я приглашал в свое сердце, приоткрывая дверцу, представителя окружающих нас бесчисленных бестелесных воинов тьмы. Когда попытался посчитать эти сигареты, то затрепетал от страха, представив перед собой десятки миллионов выстроившихся ровными рядами лохматых чудовищ, которых можно увидеть в страшных снах…