Со стороны это могло показаться забавным, но особый приказ, исходящий якобы от самого Устроителя, запрещал иронизировать на этот счет. Был слух, что Он сам прошел все степени посвящения, и эти практики косвенно способствовали его возвышению над прочими обитателями Пирамиды. Но разглядеть на лбу Устроителя какой-либо след от суровых наставлений Мастеров не представлялось возможным. Он являлся обитателям либо под покровом защитного колпака, а если, как при проводах отряда, открывал обзорный сектор, его лоб был от челки до бровей закрыт плотной черной повязкой, испещренной мелкими клиновидными письменами.

Реальным, или, как говорят, «сухим остатком» от всей этой белиберды (мое личное мнение; sic!) оставался контакт Ученика и Мастера. Во всяком случае Герц, испытавший «внушение пальцем» на собственном лбу, говорил мне, что во время командировок, в дичайшей глуши, во тьме, в непролазных дебрях он, вместо того, чтобы метаться или пялиться на звезды, завязывался в «лотос» – особая реликтовая поза – и, мысленно сосредоточившись на точке ом, вдруг словно прозревал каким-то непостижимым образом. Перед ним открывался Путь – не направление на Пирамиду, но Путь в высшем, духовном, смысле – полученные накануне раны затягивались прозрачной пленочкой, а Духовная Сущность воспаряла ввысь и обозревала окрестность в поисках заказанных артефактов. Истории эти и, главное, как они излагались самим Герцем, больше походили на вдохновенные фантазии, но были те, кто к ним прислушивался. Для участников отряда накануне выхода был даже организован спецсеминар, где они с уже вживленными во лбы талисманами, проводили сеансы связи со своими Мастерами. Опыт считался успешным, если испытуемый изображал на какой-либо плоскости: ладонь, камень, песок – рисунок, внушенный ему его личным Мастером в ходе сеанса. После этого связь считалась установленной вне зависимости от взаимного расположения транслятора и приемника.

Мне эти упражнения представлялись чистейшим блефом, но, похоже, я ошибался. Никаких navi-systems у экспедиции не было; связь осуществлялась исключительно по оптоволоконному кабелю. Его тянули от стоянки к стоянке, а там, где это было невозможно, на обеих концах разрыва устанавливали лучевые ретрансляторы. Их старались крепить как можно выше, чтобы поток инфочастиц не встречал на своем пути никаких препятствий. Такой способ передачи сведений о движении отряда минимизировал пагубное действие излучения и максимально четко, без искажений, передавал «картинку» на большой монитор в Зале Оргий. Мы видели, как участники похода вечерами собираются вокруг костра, как они делятся впечатлениями от своих вылазок, но зрителям приходилось довольствоваться одними словами: сами вылазки оставались «за кадром».

Рассказы порой бывали на грани правдоподобия. Кто-то, пропадавший четверо суток и считавшийся погибшим №4, вдруг вылез из небольшого, поросшего изумрудной травкой, болотца на пути отряда, и на устроенном тут же привале жестами изобразил, как он провалился в глубокую расщелину и оказался в окружении рослых волосатых существ. Те долго изучали его костюм, трогали защитные пластины на груди, а после затолкали в довольно просторную нишу в стене и наглухо задвинули выход массивной каменной плитой. Попытки отвалить ее оказались тщетными, но, мало того, вскоре он обнаружил, что нишу делит с ним еще какая-то «тварь». Описать, как «тварь» выглядит, он не мог, все происходило в темноте, но он ощущал ее приближение и жестами показывал, как сокращалось расстояние между ними. Скептики в зале негромко посмеивались, но когда рассказчик дошел до кульминации всего эпизода, монитор на мгновение погас, а затем из тьмы вместо полянки на краю болотца, проступила жуткая физиономия с низким лбом, массивной нижней челюстью и вывороченными ноздрями.