– Идите к главному. Мы начальника ВШТ сколько увещевали. Работайте, кричит, не вякайте. А к тому пришли – так и так, есть положение. И в дамки.

Главного инженера вылавливали два дня. Накалили себя чудесно, слова изобрели веские. Главный, седовласый гражданин лет за сорок с непроницаемым лицом, сидел, уткнувшись в бумаги.

– Здравствуйте, – с достоинством завел Витька.

– Ну?

– Надо в лаву идти работать, – нескладно сообщил практикант.

– Хм, студенты, – констатировал тот. – Кому надо?

– Нам, кому еще. Так и практика кончится.

Главный хмуро воззрился, помолчал, снизошел:

– А нам?

– В смысле?

– Нам надо, чтоб вы работали в лаве? – любезно пояснил Главный.

– Не будем ля-ля, есть договоренность, – вскипел Витька.

Брови начальника поползли вверх, но тут же опали, явилась озлобленная физиономия.

– Договоренность?! – Он смачно сматерился. – Вы что там, в институтах, с ума съехали? – Прохрипел: – Тут частное предприятие. Пошли вон.

На поверхности прикрепили к молодому рабочему – тоже был наказан за небольшую провинность. Через пару дней ребята не жалели о случившемся. В обязанности входила забота о рельсах под козловым краном и погрузка леса для отправки в шахту. Работа легкая, надзора не существовало, занимались преимущественно тем, что копили загар и отгоняли друг от друга комаров. Однако самая большая прелесть состояла в общении с Егором.

Это был двадцатипятилетний атлет с грустной улыбкой. Бархатный блеск кожи составлял диссонанс с невзыскательным обликом, паче того профессией. Хотелось видеть его на сцене. Говорил мягко, беззаботно, точно не вникая в речь:

– Я – изрядный человек, научен, как быть счастливым. Повествую. В школе произошел жутко застенчив и невыносимо страдал. Девочки стреляли по сторонам глазками, мальчики грешили, никто не имел меня в виду. Для самоутверждения в десятом классе связался с отрицательной компанией, был на побегушках и доплелся до наркотика – не случилось и мизерного эффекта. Не от мира сего, разрешите представиться… Устроился в армию, меня третировали садистски. Так продолжалось, пока не попал в госпиталь, здесь жребий наградил учителем. Врач, кореец, буддист. Меня исчислил и разложил по полочкам. Хочешь уметь страдать с блаженством, поинтересовался он? Я хотел… Боль, толковал Угай, есть действие пептидов: субстанции P, холецистокинина и иных химических гадостей. Он открывал нейрофизиологические аспекты, внушал, что анальгетики, нейтрализаторы, можно вырабатывать самочинно. Разумеется, нужна тренировка: Угай подставлял ладонь под лепесток огня и улыбался – на руке, между прочим, не оставалось следа. Он твердил, что мыслительные и физиологические манифарги имеют одну основу, значит, готовы взаимодействовать. Я поверил и окунулся в йогу. Открылось, что воля преспокойно воспитывается, ибо – это знание как ты можешь обладать ей… После заразительного тренинга для практики расправился с одним из обидчиков: на плацу во время занятий приблизился, сунул ему в хайло и пророчил: «В следующий раз – убью». Он был массивен, но растерялся. Посадили в карцер, испытал колоссальное освобождение, овладел самопознанием и совершал превращения. Перестали трогать… После армии запросто поступил в институт, но после третьего курса бросил – не мое. Ибо… созерцатель. Да, творчество дает наслаждение, но я способен понять, что не созидатель. Да и где оно, творчество – шурует креатив. Шоубиз, прочее? – оставьте, все давно сочинено. Быть начальником и командовать? – у меня завалялась совесть. Бизнесменом? У нас сие суть маклак… Я создан для физического труда.