— Приходи, там тебя никто не тронет, — заверяет он, а затем, улыбнувшись, уходит в темноту.

А я так и смотрю ему вслед, прижимая к груди учебники. Бал...

Боги! О чём я? Учебники мокрые! Их ведь тоже нужно просушить. Совсем голову потеряла.

Спешу в общежитие, собирая взгляды припозднившихся на прогулке адептов. Даже думать не хочу, какие гипотезы у них на уме. Спасибо, чешуйчатый гад!

Быстро иду в комнату по витиеватой белой лестнице. Вот и мой этаж. Спешно открываю дверь и застываю, когда вижу, что меня тут ждёт…

16. Глава 14. Она больше не придет

Арс Дэрх:

Она непотопляемая. Невыносимая. Упёртая.

Как вообще женщина может быть такой упрямой? У неё напрочь отсутствует инстинкт самосохранения? Не дура ведь: знает, против кого идёт, и всё равно не отступает.

Ей ставят подножки, она падает, но раз за разом встаёт.

Почему она не может просто сдаться? Она ведь знает, что всё равно не выстоит и рано или поздно сломается. Или до неё не доходит?

Это потому, что я мягок с ней?

Сколько раз я шёл ей навстречу, предлагая отступить, но она не видит, гоблины, своего шанса.

Ей дико повезло, что она женщина. Будь она мужчиной, со свистом вылетела бы в первый же день. И эта самая женщина умудрилась всё перевернуть с ног на голову.

Героиня, предотвратившая трагедию на площади? Идиотка, испортившая всё!

Еще и провидица, дар которой в любой момент может проснуться. И тогда мне придется видеть ее чаще. Почти всегда.

Нет уж!

Не стоило с ней сюсюкаться. Что из этого вышло? Она всё ещё здесь, ещё и царапается своими маленькими коготками. Теперь и шипит.

Боги, она даже меня прокляла! Докатился.

А что это за слезливые речи?

«Только сердце, очернённое болью, жаждет мучить других. Из нас двоих сирота я, но именно ты несчастен».

«Ты ведь живой, и, каким бы гадом ни хотел казаться, в любом должен быть свет!»

Думает, сможет тронуть меня за живое? Сможет разжалобить?

Нельзя коснуться души того, у кого её нет. Вообще-то, чисто технически нет половины души, но суть та же.

Вот же упёртая. И что мне с ней делать? Умеет заставить голову раскалываться пополам.

— Арс, — влетает в комнату Доган.

— Ну? — спрашиваю его, и этот недалёкий взахлёб рассказывает, что Мира только что вернулась в общежитие. Только что?

Кидаю взгляд в окно. Почти ночь…

— Вернулась откуда?

— С пруда. Всё это время она лазила в воде, — выдаёт он мне.

Всё это время? Она ненормальная?

— Ты ничего не перепутал?

— Всё точно. Она что-то упорно искала.

Зараза. Не умеет останавливаться. Глупая. Собралась утереть мне нос, но сама себя загонит в могилу ещё раньше.

Разве это не хорошо? Это же отлично!

— Понятно, — тяну я, откидываясь на спинку дивана, и закрываю глаза.

Голова всё сильнее раскалывается. Надо бы поспать.

— Арс, тут ещё кое-что, — мямлит Доган, и эта его неуверенность в голосе меня напрягает.

— Что? — вынужден открыть глаза.

— Она не одна вернулась.

— Мне по крупице из тебя вытягивать, или ты уже скажешь всё разом?

— Ты разозлишься.

— Доган! — вот сейчас я действительно злюсь. Мнётся тут как…

— И пруда её заставил выйти Лаос… Они вернулись вдвоём…

Опять он?

Я же сказал этому идиоту не вмешиваться, так какого чёрта он решил обойти мой приказ?

— Мне разобраться с ним? — суетится Доган.

— Даже не думай. Я сам, — отсекаю я, а затем вновь откидываюсь на спинку дивана и закрываю глаза, тем самым даю понять, что разговор окончен.

Доган переминается с ноги на ногу, потом быстро уходит. Дверь тихо закрывается за его спиной, и покои погружаются в полную тишину.

Лаос, какого гоблина, ты творишь?

Ничего, завтра я с него спрошу. Уверен, он найдёт убедительное объяснение в память о нашем детстве.