Он ушёл. Ушёл и забрал с собой всё счастье, которое было у них на двоих. Леру глушило потоком чувств и хотелось на стены лезть от безысходности.

                 Что уж говорить о том, сколько похабных и унижающих сообщений она получила в сети. Казалось, об этом враз узнали абсолютно все. Она страдала от несправедливости. Её винили в том, чего она не совершала, но Лера даже не пыталась кому-то объяснить, что ничего не было. Какой смысл, если тебе не поверил самый дорогой человек?

8. 7

            Едва моё внимание фокусируется на преподавателе, застываю как истукан. Срочно нуждаюсь в ударе дефибриллятором, иначе так и не сдвинусь с этой точки, продолжив стоять с выпученными глазами и открытым ртом.

 — Щербакова, если ты не подашь признаков жизни — повезу в больницу, спасать от отморожения, — впервые он награждает меня таким пронзительным взглядом.

                 Вот честное слово, не узнала бы его, если не это «Щербакова» - отчего-то с его интонацией моя привычная фамилия звучит по-другому.

                Мыслительные процессы в голове начинают замедленно работать и думаю, что надо бы начать подавать признаки жизни, иначе решит, что у меня с кукушкой не всё в порядке. Лично сама так и подумала, если бы наблюдала за ситуацией со стороны.

                Меня продолжает шокировать тот факт, что он сидит верхом на мотоцикле. Такого красавца раньше я не видела. Огромный тёмно-синий агрегат. Просто пищать от восторга и остаётся. И Ян Дмитриевич, которого в данном амплуа назвать словом «преподаватель» язык не поворачивался. Это явно не тот человек, которого я привыкла видеть в университете.

                В моих мыслях он всегда представлял собой нерушимость. Человека, который всегда принимает правильные решения и не терпит неудач. Хотя иногда он и позволял себе вольничать на занятиях - свой предмет знал отменно, и все слушали с открытыми ртами его рассказы, чему, естественно, способствовала харизма и умение из скучной истории сделать рассказ, который навсегда останется в твоей черепной коробке.

                В вечерней тишине вновь повисает неловкое молчание, пока мы обмениваемся изучающими взглядами. Отчего-то меня завораживает то, что Ян Дмитриевич сидит верхом на своём железном коне и держит в руках мотоциклетный шлем такого же темно-синего цвета.

                Сейчас, вместо привычной рубашки и чёрных брюк, на нем надеты джинсы и чёрная кожаная крутка, из-под которой виднеется белая кофта. Рукава кожанки немного приподняты, поэтому в глаза бросается татуировка, которую я уже имела честь лицезреть раньше. Всем своим внешним видом он излучает уверенность и дерзость. Даже в темноте вижу, как в его глазах горит огонёк какого-то авантюризма, а губы изгибаются в язвительной ухмылке.

                Я теряюсь от того, что передо мной будто предстает незнакомый человек.

 — Родители дома? — неожиданный вопрос вводит в ступор. От него исходит такой напор, что чувствую себя первоклассницей, родителям которой хотят нажаловаться за какую-то шкоду, что совершила их дочь.

 — Нет, они уехали к знакомым, будут завтра вечером, — со стороны выглядит, будто совершенно не умею врать, но сейчас я говорю чистую правду. Они действительно укатили в закат, поставив меня перед этим фактом за час до отъезда. Но теперь мне ничего не грозило. Нет родителей — жаловаться некому, а потом он и вовсе забудет — надеюсь на это.

                И вообще, что эта за тенденция, чтобы куратор сам приехал поговорить с родителями? Даже в школе учителя никогда не заморачивались и в случае чего снисходили лишь до телефонного звонка. И это при том, что на собрания мои родители едва не принципиально не ходили, считая это глупой тратой времени.