Эта мысль настолько умиротворяющее подействовала на Фёдора, что он, посчитав её за откровение свыше, заснул просветлённым и успокоенным.

Но вот у кого ночной визит ассенизаторской машины точно никакого душевного просветления не вызвал, так это у Герегина Гургеновича Погосяна. Он прямо сообщил Фёдору, что поганый пидорас Жермен своими говновозками всех задрал. Правда, сообщил он это не сразу, а спустя некоторое время после знакомства, которое состоялось утром следующего дня, когда Фёдор обходил свои владения в сопровождении таджика Бурхарбаева. Именно Бурхарбаев и заметил стоявшего у кованых ажурных ворот Герегина Гургеновича, машущего руками с целью привлечения внимание.

– Это сосед. Напротив живёт, – сказал таджик, приглядевшись к грузной невысокой фигуре в синем спортивном костюме. – К нему пойдёте, или гараж показать? На три машиноместа, но сейчас совсем пустой.

– Гараж подождёт, – сказал Фёдор, подумав: «У меня ещё и гараж есть!».

И пошёл к воротам, навстречу своему новому другу, ибо Погосян, представившись, сразу предложил ему дружить. Чтобы пожать протянутую руку Фёдор вышел за кованые ворота, шаг – весьма опрометчивый ибо, очутившись на тротуаре, едва не попал в дружеские объятья – уклонился в последний момент, но хлопок по спине был достаточно ощутимым.

Вскоре стало ясно, что дружить они будут против пидораса Жермена, который, купив участок земли у ещё большего пидораса Панурского, возвёл на нём свой сраный салон красоты, выкопал перед ним септик и замаскировал его туями. И вот уже целый год отравляет жизнь соседям шумом по ночам и невыносимой вонью. Особенно страдали, и особенно летом – престарелые родственники Погосяна – его мать, бабушка, девяностовосьмилетняя няня, а также многочисленные тёти и дяди.

– Пойдём в дом, – сказал предложивший называть себя Гариком Погосян. – У нас обычай такой – приглашать нового друга в дом.

– Я даже не знаю… – начал было Фёдор, но, встретив укоризненный взгляд коричневых армянских глаз, тут же замолк.

Дом был большим, но не чрезмерно большим для армянского семейства, насчитывавшего в данных момент пятнадцать человек. Кроме жены и детей Герегина, которому принадлежал дом и участок, в прямом родстве между собой состояли: его вдовая мать, его вдовая бабушка и трое бабушкиных братьев – Акоп, Багдасар и Вазген. Все трое напоминали старых чёрных воронов – носатых, неопрятных и взлохмаченных. Акоп был самым лихим из воронов – периодически вырываясь из-под домашней опеки, он в пух и прах проигрывался в местной букмекерской конторе, неизменно делая ставку на выигрыш ереванской футбольной команды «Пюник», занимавшей 270 место в рейтинге от УЕФА. Самым степенным был дядя Багдасар, занимавшийся домом и усадьбой. Дядя Вазген посвятил себя науке, но широкого признания не получил, поскольку его исследования проводились в чрезвычайно узкой области – он интересовался только собственной родословной. Проследил происхождение своего рода по трём различным линиям, восходящим к Арташесу Завоевателю, чем очень гордился. Самой старой из домочадцев была девяностовосьмилетняя няня Салвиназ, прикованная к постели последние пятнадцать лет. У неё были наличные драмы, и она хранила их в красном фланелевом мешке под подушкой. Она получала огромное удовольствие от того, что под большим секретом сообщала каждому члену семьи в отдельности, что он (или она) – её наследник.

В других комнатах лежали: тётя Нури – жена дяди Багдасара (она была на семь лет моложе няни Салвиназ и прикована к постели примерно столько же, сколько та), сестра тёти Нури – тётя Карина – старейших инвалид дома, она слегла намного раньше няни, хотя была моложе той на пять лет, и муж тёти Карины – дядя Погос. Он тоже проводил большую часть жизни в постели, но по тёплым дням мог сидеть в кресле у окна. Жена дяди Вазгена – тётя Манушак была пока на ногах, но, поскольку в её обязанности входил уход за всеми, кто лежал, ей, по общему мнению, недолго осталось гулять и резвиться. Десять слуг обихаживали домочадцев и друг друга – все Пашотяны, все дальние родственники – представители, так как сказать, боковой ветви Погосянов. В их обязанность входило, кроме всего прочего, обеспечивать семейство пятью мясными трапезами ежедневно. Они и Фёдора по указанию Герегина хотели затащить в столовую, где был накрыт стол, ломившийся от яств, названия которых звучали в их гортанном исполнении, как суп хаш, бастурма, суджук, хахалухт, аштарак и форель из Севана.