Когда я дожевала восьмую по счету конфету, в голове всплыла ненависть к себе. Столько калорий на ночь.

Пришлось тащить из спальни весы. Только окончательно поехавшие люди будут взвешиваться в пять утра, а потом рыдать из-за наеденных за последний месяц пары килограмм.  Раньше со мной такого не было, но с недавних пор я начала заедать стресс. И цифры на весах это лишь  подтверждают.

Именно поэтому я и здесь. В холодном парке ранним утром.

Когда у тебя нет плана действий по выходу из глобальных проблем, стоит начать решать локальные. Такие как три наеденных кило жира.

Только вот после встречи с Киром почему-то снова захотелось засунуть в рот какую-нибудь гадость вроде бургера, а не бежать по кругу несколько километров.

В итоге я просто походила по парку, умилилась нескольким собакам, которые вытащили своих хозяев на улицу в такую рань, и вернулась домой. Переоделась, замазала круги под глазами и выдвинулась к родителям.

Мама ждала меня на терраске и резала яблоки. В этом году много уродилось. Она уже и варенье, и компотов наварила, теперь, видимо, до финального этапа добралась — сушит.

— Привет, — взмахиваю рукой и бросаю рюкзак на диванчик у стола.

— Привет. Ты рано, — смотрит на часы.

— Не спится.

— Так, я сейчас уже закончу. Есть будешь?

Отрицательно качаю головой и осматриваю терраску. За время моего отсутствия родители переехали из квартиры в загородный дом. Обустроили его лишь наполовину, когда с папой случилась беда. Никто подумать не мог, что у него возникнут проблемы с сердцем вплоть до операции по пересадке.

— Я посмотрю, — киваю на дверь в сам дом.

Мама смотрит на меня немного изумленно.

— Прости, я же первый раз здесь.

И это чистая правда, за два года я ни разу не приехала. Когда с отцом случилась беда, он лежал в Москве, операцию ему делали там же, поэтому приезжать сюда необходимости не было. Они и сами месяц назад только вернулись.

Мама взяла отпуск, правда, дольше четырех недель ей не дали. Она и так за последние полгода очень часто брала отгулы, постоянно везде моталась с отцом.

После операции папа чувствовал себя хорошо, пока был в больнице. А вот дома все кардинально изменилось. И дело даже не столько в его самочувствии, сколько в настрое. Он провалился в депрессию. Ничего не хочет, ест через силу, на улицу, на лавке посидеть — только опираясь на мамино плечо. Боится, что если пойдет сам, то непременно упадет…

Хотя врачи говорили, что сердце прижилось. Ни о каких нагрузках речи не велось, но папин организм в целом функционирует довольно неплохо. Не отторгает инородный орган.

Переступаю порог, медленно стягиваю куртку с плеч и вешаю в шкаф. Дома пахнет лекарствами.

Заглядываю на кухню. В гостиную. В доме сделан легкий косметический ремонт, без излишеств. В нашей прошлой квартире был шикарный дизайнерский ремонт, тут же пока очень непривычно. Нет ощущения, что это жилье моих родителей.

В зале только большой угловой диван, висящая на стене плазма и стеклянный столик. А еще зона для хранения, квадратные полки открытого типа.

На кухне просторно и очень уютно. Сюда почти вся мебель перевезена из старого жилья. Итальянский гарнитур, который мы выбирали вместе с мамой и чьей доставки ждали больше двух месяцев.

Отец служил в воинской части. Был заместителем командира по тылу. Не думаю, что мы жили исключительно на его зарплату. Его попросили уйти, отправили в отставку очень быстро. Не знаю, что конкретно там произошло, но ходили слухи, что могли и дело уголовное завести…

— Оля, ты? — слышу слабый голос из спальни и толкаю дверь.

— Привет, пап, — улыбаюсь и сажусь на стул рядом с кроватью.