В конюшне стояла сонная тишина, изредка нарушаемая только всхрапываниями дремлющих лошадей. Буян и Апельсин стояли рядом. Почуяв приближение Данилы, кони проснулись и потянулись к нему мордами. Мальчик по очереди дотронулся рукой до трепещущих бархатных носов. Он уже научился автоматически отмечать для себя настроение животных, чувствовал их радость, грусть, волнение, умиротворение или страх. Вот и сейчас он почувствовал спокойную уверенность Буяна и радостную искренность Апельсина. Сердце тотчас согрела волна тепла, и Данила подумал, какое это счастье иметь дар видеть и понимать животных, глядя им в глаза, ощущать их радость от общения с тобой. И тревоги отступили. На душе стало спокойнее, мысли перестали хаотично скакать в голове. «Спасибо вам, друзья!», мысленно поблагодарил коней Данила и, постояв ещё немного, поглаживая мягкие, тёплые морды, отправился спать.

Утро застало путешественников бодро скачущими на конях по пожухлому осеннему лугу. Навыки верховой езды, полученные дома, пригодились. Путь продолжался. Вяз спешил. Оставив на попечение сестры свой возок с товаром, который она должна была сбыть, они ещё затемно отправились в путь. На многолюдной ярмарке, среди большого скопления людей, путники чувствовали себя почти в безопасности. Но всё равно необъяснимое беспокойство гнало Вяза вперёд. Здесь, на открытом пространстве, Данилу тоже охватило смутное ощущение угрозы. Может быть потому, что в чистом поле они были как на ладони. Это рождало чувство незащищённости и вызывало волнение. Но постепенно, по мере того, как разгорался день, тревога постепенно отступала. Скоро луг закончился, и они въехали в лес. Незадолго до полудня путники решили сделать привал.

Отпустив подпруги коней и наскоро перекусив, Вяз растянулся на земле для послеобеденной короткой дрёмы, а Данила, усевшись рядом, рассеянно размышлял о странном появлении Буяна.

Вдруг его блуждающий взгляд наткнулся на странно шевелящийся куст. Он поднялся, кинув в сторону дремлющего Вяза настороженный взгляд, но решил не будить его и двинулся в сторону куста. Не доходя несколько шагов, он поднял хрустнувший под ногой сук и, недолго думая, запустил его в куст. В тот же миг, оттуда, недовольно каркая и громко хлопая крыльями, взлетела большая ворона. Усевшись на ветку дерева подальше от Данилы, птица склонила голову на бок и принялась грозно сверлить его взглядом. Чем-то знакомым повеяло на Данилу, неприятно знакомым и пугающим. Сделав ещё несколько шагов он остановился, настороженно глядя на странную птицу.

Убедившись, что человек не собирается больше в неё кидаться, ворона перебралась на другую ветку, поближе. И снова принялась разглядывать мальчика. Вид у неё был какой-то недовольный и взъерошенный. «С чего ей быть довольной, ведь я запустил в неё палкой», попытался успокоить себя Данила. Но тут ворона перебралась на следующую ветку и оказалась практически на уровне его глаз, как бы приглашая взглянуть на неё в упор.

Именно это и сделал Данила, по привычке полагая, что всё живое несёт в себе добро. Он заглянул в чёрный непроницаемый глаз, и поток страха захватил его. Он увидел древнюю потрёпанную старуху с бородавкой на крючковатом носу, седые немытые патлы разметались по тощим плечам, а сухая, похожая на птичью лапу рука, сжимала корявый длинный сук, служащий старухе чем-то вроде посоха. Старуха доковыляла до поваленного ствола и, усевшись, всё так же, по-вороньи, уставилась на Данилу. «Баба-Яга», всплыла не прошеная мысль. Ведьма возмущённо поморщилась, как будто услышав его мысли. В бесцветных водянистых глазках вспыхнула злоба. Пошамкав беззубым провалившимся ртом, старуха проскрипела: