– Вы ни в чем не виноваты, – поспешил заверить ее Томас, радуясь тому, что разговор начал не он. – Спасибо за чай. Очень вкусный.

Затем, чуть поколебавшись, он спросил:

– А вы всегда топите камин в это время?

– Только когда идет дождь, – ответила Маргарет. – Не люблю, знаете, сырость. И еще дождь нагоняет скуку. Скуку и однообразие. А с огнем… не знаю, как сказать.

– Веселее? – улыбнулся Томас.

Маргарет покачала головой:

– Не то чтобы веселее… Огонь всегда разный. Он никогда не повторяется. Каждый раз он другой.

Ее слова почему-то напомнили Томасу утренний распорядок, которому он следовал уже который год и который стал частью его жизни. А может, это он стал частью распорядка? Такое Томасу раньше не приходило в голову. Он посмотрел на огонь. Языки пламени плясали в камине и тянулись вверх, словно соревнуясь между собой или играя в только им одним ведомую игру.

– Интересное наблюдение, – задумчиво признал он, – когда жизнь наполнена однообразием, любое незначительное событие, не вписывающееся в привычные рамки, воспринимаешь как чудо.

– Чудо… – тихо повторила Маргарет. По ее лицу промелькнула тень, но Томас этого не заметил.

– Чудесами в наше время удивить трудно, – продолжила она, – в любом таком, как вы говорите, «чуде», люди находят рациональное объяснение, сваливая все на технический прогресс или совпадения.

– Вы знаете, нет, – возразил Томас, ободрившись и поняв, что может повернуть беседу в нужное русло. – Вчера, например, ко мне приходил необычный почтальон.

– И что же вы нашли в нем необычного?

– Он был в старой форме и в фуражке.

– В фуражке? – удивилась Маргарет.

– Да. Почтальоны носили такие во времена моего детства. Вы, конечно же, не застали их…

– Спасибо за комплимент, – засмеялась хозяйка. – На самом деле я прекрасно помню ту форму: мой отец работал на почте, и мне очень нравилась его фуражка. Я любила надевать ее, когда он приходил домой с работы.

У Томаса на мгновенье перехватило дыхание. Он сделал глубокий вдох, подавляя волнение, и, подавшись чуть вперед, спросил:

– У вас не сохранилась какая-нибудь фотография вашего отца в форме? Извините, я просто хотел бы сравнить… эээ… форму.

– Она перед вами, на каминной полке. А фуражка… одну минуту.

Маргарет поднялась с дивана и вышла. Томас проводил ее взглядом, затем тоже встал со своего кресла, взял с камина фотографию в рамке и облегченно вздохнул: на него смотрел человек, абсолютно не похожий на вчерашнего почтальона. «Это было бы уже чересчур», – подумал Томас.

– Вот! – В дверях показалась Маргарет с форменной фуражкой в руках. – Я храню ее как память об отце.

Томас осторожно взял головной убор в руки и внимательно его рассмотрел.

– Точно такая же, – утвердительно кивнул он, возвращая фуражку.

– Да, это не вписывается в привычные рамки. Но если вы говорите, что этот странный почтальон к вам приходил, значит, он что-то вам принес?

Томас был в нерешительности. С одной стороны, ход беседы складывался удачно, и настал момент, подходящий для того, чтобы показать письмо и спросить, не получала ли и Маргарет нечто подобное. В то же время его тревожили опасения: вдруг она примет его за сумасшедшего? Мэри он все рассказал потому, что достаточно хорошо ее знал, и та нашла для него (или для себя) логичное объяснение. Маргарет же Томас видел впервые. Но отступать было поздно.

– В это трудно поверить, – осторожно начал он, – вы только не подумайте, что я сошел с ума…

– Как мне в свое время говорила подруга психиатр, – сказала Маргарет, – первый признак надвигающегося безумия – это когда пациент старается настойчиво убедить врача в том, что стопроцентно нормален.