Продолжительность Бородинского сражения К. Клаузевиц, сам участвовавший в нем как офицер кавалерийского корпуса генерала Ф. П. Уварова, определил в 10 часов – с 6 часов утра до 4 часов пополудни. По словам Клаузевица, за время сражения «русские на левом крыле, где они уступили больше всего пространства, потеряли всего лишь от 1.500 до 2.000 шагов. Лишь корпус Тучкова, вступивший в бой отдельно от других, должен был отступить на большее расстояние». Кроме того, в ходе битвы «массы русского войска не утратили порядка» вследствие своего «густого построения, так как только при наличии известного простора кавалерия может быстро использовать и расширить до крупных размеров успехи, достигнутые пехотой и артиллерией». Наиболее правдоподобной цифрой потерь русской армии Клаузевиц считал 30 тыс. чел., которые составляли «четвертую часть всей армии». Итогом сражения, в описании Клаузевица, стало закономерное отступление русских войск, сумевших, однако, избежать разгрома и сохранить боеспособность: «Превосходство французов как в численности, так и в тактике сказалось в том, что за эти десять часов русским пришлось постепенно уступить некоторое пространство, оставить укрепления и занять новое расположение, причем их боевой порядок еще более уплотнился, а левый фланг откинулся еще дальше назад, так что теперь он тянулся параллельно пути отступления и не дальше 200 шагов от него; старая же Московская дорога находилась почти целиком в руках французов.

В армии все еще полагали, что результат сражения является сомнительным. Шел разговор о том, что следует удержать за собой поле сражения, которое собственно еще не было утрачено, и этим упорством добиться победы, так как французы также обнаруживают признаки большого истощения. Но по существу вопрос был уже окончательно решен, и хитрый Кутузов не сомневался больше в том, как ему надлежит поступить. Превосходство сил французов, заметное и до сражения, еще возросло в результате сражения, так как потери русских были, безусловно, больше потерь французов; за время десятичасового боя чаши весов далеко не оставались в состоянии полного равновесия, а заметно склонились в ущерб русским; нельзя было ожидать лучшего результата при возобновлении боя; позиция русских совершенно сдвинулась и ставила под угрозу путь отступления. Следующим этапом неуспеха явилось бы полное поражение. Сейчас армия еще находилась в порядке и могла, не расстраиваясь, отойти. Кутузов решил отступить ночью, что, бесспорно, явилось единственным разумным выходом».

Наконец, Клаузевиц пытался оценить шансы Наполеона на «полный разгром» русских войск в случае участия в битве «значительной массы совершенно свежих войск», находившихся в его распоряжении. По мнению автора, такая возможность была, но степень возникавшего в связи с этим риска оказалась неприемлемой для французского императора, и он решил довольствоваться занятием Москвы. По словам Клаузевица, «если стать полностью на ту точку зрения, которую в этот момент должен был занимать Наполеон, а именно вспомнить, как огромно было его предприятие в целом, какие громадные силы он собрал для него и как эти силы против всякого ожидания быстро таяли, вызывая опасение, что их может оказаться недостаточно, то станет понятным, что с этого момента важнейшей задачей для него могло представляться сохранение своей армии до того времени, когда зайдет речь о мире. Победа была в его руках, Москву он мог рассчитывать и так занять; выдвигать более крупную цель, поставив на карту последние силы, казалось ему, не вызывалось требованиями ни необходимости, ни разума (…) Если бы Наполеон имел твердую уверенность, что ему удастся окончательно разгромить русскую армию, он, конечно, затратил бы на это еще часть своих сил; но русские очень храбры, они еще сохраняли полный порядок…». Исходя из вышесказанного, Клаузевиц отметил, что «итог Бородинского сражения» является «вполне соответствующим естественному ходу событий» и что у Кутузова с самого начала не было «никакого разумного основания рассчитывать на победу». Иными словами, сражение имело самый предсказуемый финал; как тактические успехи французов, так и неудачи русских ни в чем не превосходили ожидания. Правда, Клаузевиц все-таки упрекнул Кутузова в том, что русские войска при Бородине не располагали «средствами перехода в энергичное наступление». Но свои более детальные суждения на этот счет он прервал самокритичной репликой: «Впрочем, довольно об этом!».