– Дубовая… – прохрипел ошалевший Сват.

Шура быстро соскочил с ветвей. Ален продолжил развлекаться с чудо-арапником, который мелькал с невиданной скоростью по сказочным траекториям и щелчками пробивал нам путь для отступления. Сделан он был словно из стали – разрубить его врагу не удавалось. Пока вояки продолжали своё ратное дело, занимаясь уже друг другом, мы отступали. Отступление это казалось бесконечным и обидным, хотя мы вообще здесь были ни при чём.

Но кто на войне будет разбираться?

Долго ли, коротко ли, доползли мы до спасительного леса, в котором можно было скрыться. Осмотрели Мышку и друг друга на наличие ран. У Алена с головы бежал тонкий ало-бурый ручеёк.

– Да взял парочку извергов «на каску», они меня скрутить поначалу пытались. Царапинка!

– Что это, позвольте спросить, было? – Рысь, тяжело дыша, оказывала первую помощь подручными средствами. А из средств были только салфетки и небольшой лесной ручей, проложивший себе дорогу среди мхов.

Девушка упёрла руки в боки. Сероватый свёрток валялся у её ног. Глаза её округлились.

– Какого лешего? Я же выбросила это на поле боя!

– Ты сначала скажи, что это за чудо-юдо у тебя в свёртке? Мне вот хорошая игрушка попалась, – Ален смотал арапник и, благодарно погладив его, убрал за пояс.

– Откуда мне знать! Тряпка какая-то. Вообще не до этого! – зашипела она, чтобы не закричать, и резко повернулась к Шуре. – А что за ерунда у тебя?

– Вечные наезды! Вот! – парень сорвал с себя лямку, и нечто деревянное упало рядом со свёртком Рыси. Оно звякнуло о землю, и стало понятно, что это старинные резные гусли.

– И я тогда «похвастаюсь», – мрачно подкинул Сват в кучку инвентаря малюсенький топорик, почти брелок.

– А бердыш где? – нахмурился Ален. В ответ Сват ещё более мрачно посмотрел в сторону поля боя, где продолжалось бесконечное сражение ради сражения.

– М-дэ, негусто разжились, – Барс поставил на общее обозрение подобие коротких сапог. Пара обуви была старой и потрёпанной настолько, что невозможно определить, какого точно она вида и размера.

Я нехотя показала непонятную тускло-бордового цвета папку – то ли из дерева, то ли из кожи. Во всяком случае, плотное покрытие не позволило разрезать её. Да и гореть такой чепрак не будет. Папка словно не хотела отлепляться от рук, но и не открывалась – ни с какой стороны не было у неё ни клапана, ни верёвочки. От усталости и непонимания происходящего уже ничего додумывать и предполагать не хотелось. Живы – и на том спасибо.

Мышка выудила из своего худи небольшую тусклую тарелку и собралась бросить её в общую кучу добра.

– Нет!!! – грянул наш хор. – Разобьётся, и тогда мало ли, что будет.

Мы посмотрели на испачканные лица друг друга, на какого-то ястреба, парящего над нами и местными елями-гигантами, и… расхохотались.

– Что получается, мы засланцы-попаданцы? В какую сторону принца старыми кедами очаровывать? Куда колдовать? Ненавижу этот жанр! – я смотрела в темноту леса, куда мы решили продвигаться.

– Интересно, куда именно мы попали и… за что? – Сват на ходу вынул из-за пазухи трубочку, и вскоре синеватый дымок потянулся за ним меж ветвей.

– Спешу вас обрадовать: ежели мы попаданцы, значит, домой не скоро попадём, – я вспомнила о своём порезе и присела на землю. Прилепив к ране салфетку, вновь побрела по густому лесу за остальными.

Местное солнце шло на закат, мы упрямо тащились по зарослям в поисках укрытия подальше от сражения. Не хотелось кормить собой комаров и неизвестных зверей. Разговаривать тоже не особо хотелось. Прежде чем обсуждать, что с нами произошло, надо это осознать, принять, переварить.