–Там непогода разбушевалась. Так, а Тонька как? Что-то серьезное? Я позвонил доктору, может вечером, но, скорее всего, утром зайдет. Как она? – отец бросил взгляд в комнату дочери.

–Да вон она лежит, не встает. Я и не знаю, как быть. Синяки ужасные на теле, как бы ни перелом, а она еще ходит по подъездам сама. Я переволновалась, уже ерунда всякая в голову лезет.

–Дорогая моя, ну не тараторь, прошу тебя,– сказал тяжелым печальным голосом отец, большой и грузный мужчина средних лет, и прошел в комнату дочери. Мужчина зажег настольную лампу в комнате, от неё свет был мягкий и уютный. Девочка лежала на боку, в полудреме, по виду боль не давала ей покоя. Отец подошел ближе, присев на ее кровать, спросил, гладя по волосам.

–Эй, чернобровка моя, ты чего тут во тьме?

–Устала. Было хорошо все, а сейчас устала. Будешь ругать?

–Да ну что ты. Мама позвонила, сказала, ты сплошной синяк, и двигаться не можешь, а я весь день себя поторапливал, вот и приехал пораньше.

–Все неправда,– подмигнула дочь,– Я не сплошной синяк, а только кусок.

–Ну-ну. Ладно, отдыхай, поспи,– улыбнулся отец,– Завтра доктор будет, разберемся.

Родители вышли из комнаты и прошли на кухню. Мама не унималась, и продолжала хныкать.

–Мне все это не нравится. Кто придумал эти походы? Им пятнадцать лет, им учиться надо, им к жизни готовиться надо! А теперь что? Что теперь? Врач с Орска? Её надо в Москву, слышишь, в Москву, мне не нравится этот город!!!

–Татьяна, прекрати, я тебя умоляю. Всякое бывает. Но сейчас она дома, сама пришла, значит уже поводов для беспокойства меньше. Я попросил товарища Бессонова прислать к нам этого немецкого врача, если что отвезем в Орск, хочешь в Москву, но если нужно будет.

–Федор, я волнуюсь, я места себе не нахожу. Давай уедем, а!?

–Тань, а мне что делать, у меня там в добавок и стройка и запуск цехов, и все жмут, мне вообще что ли… но держусь… держусь и ты держись, нам как по другому. Такая работа! И Москва твоя не сразу строилась, а тут город молодой.

–Ты как всегда на высоте спокойствия, неужели тебе все безразлично. Ты как бездушный тиран!!! Разве так можно, ты хоть понимаешь!??

–Так, хватит!!!– повысил голос глава семьи,– Я, в конце концов, тоже человек, и мне не приятен этот разговор. Есть и обстоятельства. Я же не всемогущий, есть и повыше должности.

Женщина села за стол и, спрятав лицо руками, расплакалась. Отец семейства постоял с минуту, опершись рукой на стол, затем вышел из кухни и отправился в свою комнату переодеваться. Все остальное время они провели в тишине, не разговаривая, изредка заходя в комнату к дочери проверить ее состояние. За окном усиливался ветер, дождь бил по окнам тяжелыми каплями, листву обрывало с молодых деревьев, а провода на столбах должны были уже оборваться, если не заплестись между собой. К ночи непогода утихла, становилось холодно. Все легли спать раньше обычного, но ближе к полуночи мама, Татьяна Евгеньевна, резко открыла глаза, оглядываясь по сторонам, почуяв странный запах в доме, муж, Федор Филиппович, лежал рядом, укрывшись одеялом с головой. Встав с кровати и всматриваясь в открытый дверной проем, женщина ногами нащупала тапочки, ощущая волнение, вышла из своей комнаты проверить, как себя чувствует дочь. В комнате у Тони светила настольная лампа, но девочки на месте не оказалось. Ощупав кровать, женщина не поняла, как это могло случиться. За ее спиной раздался глухой стук, откуда-то из коридора. Мама замерла, сжав кулаки, пытаясь перебороть свой страх, она выпрямилась, вышла в коридор. В коридоре, у входной двери ей показалось, что кто-то стоял, не шевелясь, и, чем дольше женщина всматривалась туда, тем страшней ей становилось. Вот снова раздался стук и она закричала на всю квартиру: