– Заплатит за Надиру, когда сможет взять ее.

– Я предлагаю тебе больше и даже не прошу отдать ее мне. Откровенно говоря, плотская любовь услаждает меня меньше, чем золото и чем удовольствие потратить его.

Умар растерялся; может ли быть, что приезжий имеет в виду не то, что Умар подумал поначалу, когда тот попросил что-то еще?

– Ну и как ты собираешься потратить его здесь? – спросил он.

– Ты же не подумаешь, что я поверил будто красота Надиры ограничивается ее глазами? Об этом, должно быть, догадался и твой каид, а то он не стал бы просить ее в жены, взглянул бы, да и только. То, что твоя сестра прячет под чадрой, надо думать, столь же прекрасно, сколь ее глаза, я уверен. Прошу тебя всего лишь, пусть она сегодня в этой комнате потанцует для меня.

У Умара аж уши запылали огнем. Богач бросал вызов его зависти, будто его роль поручителя девушки ничего не стоила.

– Джамал, подари медальон, который носишь на шее, моему другу!

Тот встал и повесил тяжелый медальон на шею хозяину дома.

Умар поднес медальон к глазам, взвесил в руке: медальон был очень дорогой, с искусной гравировкой, с инкрустацией, очень тяжеловесный.

– С ним тебя все заметят, брат! – с улыбкой отозвался Салим.

Но Умар снял с шеи медальон и бросил на хлебное блюдо.

– В этом доме никогда не играли музыку и не танцевали! – решительно отрезал он.

– У Джамала в суме лежит мизмар37 и он прекрасно играет на нем.

Надира за дверью пришла в смятение от просьбы незнакомца, она уже представляла себе, что Умар вот-вот взорвется от гнева, также думали и Джаля с Гаддой.

– Джамал будет счастлив сыграть в присутствии твоих наложниц, – присоединился Джамал.

Салим посерьезнел и поднялся на ноги.

– Я много путешествовал… познакомился с многими людьми… и даже каиды никогда мне ни в чем не отказывали!

Тогда Умар тоже встал.

– Ты думаешь, что можешь купить все, но честь не продается и не покупается! Я отвечаю за всех женщин в этом доме и не позволю никому даже думать, что он может обращаться с моей сестрой как с проституткой!

Гость усмехнулся:

– Не прослышь каид про Надиру, ты рано или поздно продал бы ее первому встречному… может быть и тому, кто обращался бы с ней именно как с проституткой. Поверь на слово человеку, который знает, как устроен мир.

– А ты поверь на слово мне, а я сам себя знаю. Ты осквернил мое гостеприимство, поэтому я не могу больше терпеть твоего присутствия в моем доме.

Умар взглянул на державшую кувшин служанку и сухо бросил:

– Пусть вернут заезжим вещи и лошадей.

Умар стоял и смотрел на них все время, пока они собирали пожитки и выезжали со двора. Но с лица Салима не сходила ехидная усмешка; с виду он нервничал, стараясь скрыть неловкость.

Подъехав к воротам, он сказал:

– Попомни мои слова, Умар: ты пообещал Надиру каиду, и скоро именно перед каидом и его гостями будет она танцевать без всякого стыда! – и ускакал со спутниками, исчезнув во мраке ночи.

– Кто был этот человек, кого ты настроил против себя? – в тревоге бросилась к Умару Джаля.

– Это был человек, каким я стать не хочу никогда! – отрезал он, уходя к себе в комнату, и отправил по комнатам женщин.

Когда Идрис закончил склоняться в вечерней молитве, он увидел, что Аполлония нарушила запрет и стоит, крепко обняв брата. Она не заметила, как стражник подошел сзади, он рывком потянул ее за платок и сорвал с головы, ухватил за распустившиеся волосы, повалил на землю и оттащил от столба, Аполлония брыкалась и старалась освободиться от хватки. Идрису она вконец надоела, и без того никакого удовольствия стоять и сторожить пленника, так еще она тут крутится; он решил, что сейчас проучит ее раз и навсегда, усмирит плетью также, как днем раньше задал острастку Коррадо. И принялся хлестать ее куда попадет, но больше целился в лицо. Аполлония кричала и прикрывалась руками.