– Госпожа Тео! Доктор приехал! Возвращайтесь в дом, госпожа! – закричала с крыльца торопливо спускающаяся по ступеням Мэри.
– Уже иду! – с облегчением оборвала разговор Тео, сделала рукой неопределенный жест – то ли попрощавшись с контрактным, то ли отмахнувшись от него, как от пчелы, и заспешила к дому.
Доктор Робен ждать не любил. К своим бессмысленным процедурам он относился максимально серьезно и, кажется, действительно верил, что вся эта чепуха имеет смысл.
Опустившись на колени и выпятив тощий зад, Робен рисовал на полу иероглифы и пентаграммы, расставлял, отмеряя расстояние рулеткой, разноцветные свечи и окроплял комнату какой-то вонючей дрянью. Тео пыталась понять, что это такое, но в сложном аромате мешались горькие запахи трав, аммиак, сера и легкие нотки тухлятины. Тео никогда не сталкивалась с пукающими коровами, но, вероятно, ощущения были бы сходными.
Почему-то все обитатели дома не просто терпели эти абсурдные выходки, но относились к ним максимально серьезно. Когда доктор Робер приступал к делу, особняк словно вымирал. И черт с ней, с бестолковой и суеверной Мэри. Но даже Герберт, даже неколебимая, как скала, госпожа Альбертина уходили в комнаты и сидели там тихо, как мыши, пока доктор не объявлял, что процедуры закончены.
Тео пыталась относиться с уважением к этим нелепым причудам. Ну хотят люди в магию поиграть – так что же такого? Забава, конечно, не дешевая, но совершенно безвредная. А может, даже полезная – как полезно любое плацебо, которое успокаивает излишне мнительного пациента.
Теодора пыталась. Но не могла. Когда преклонного возраста джентльмен в пенсне запрокидывал голову, прицелившись острой бородкой в потолок, и начинал выкрикивать что-то невнятное на латыни, это выглядело… Это выглядело… Господи, это ведь даже не фарс. Это идиотизм. Клинический.
– Вдохните этот дым, – доктор Робер сунул Тео под нос вяло тлеющий веник из травы. – Теперь закройте глаза.
В лицо ударили мелкие колючие крупинки.
– Ин исто сале сит сапиенциа! – тонко выкрикнул доктор Робер дребезжащим тенором. – Эт аб омни коррапцион сикут ментес эт корпора…
По щекам снова хлестнуло сыпучее и жесткое. Тео украдкой облизала губы, собирая кристаллики соли.
– Ин исто сале сит сапиенциа! – повторил доктор. – Ин исто сале сит сапиенциа! Кониуро те!
В последний раз швырнув в Тео солью, он сбрызнул ее какой-то теплой и вязкой жидкостью. На мгновение Теодора подумала, что это кровь, и приоткрыла глаза.
Нет, всего лишь масло. Судя по запаху, полынное.
– Дикси, – провозгласил доктор Робер, опуская на Тео черное шелковое покрывало. – Конюро эт конфирмо!
Сдернув тонкую черную ткань, он взмахнул перед Тео руками, и между ладонями у Робера потекли языки пламени. Тео не просто видела – она их ощущала. Плотный, тугой жар, колышущееся движение воздуха и тихое напряженное гудение, словно работает далекий трансформатор. Доктор медленно вел руками вдоль тела Теодоры, и она чувствовала, как пламя согревает ей сначала лицо, потом грудь, живот, бедра и, наконец, стопы. Тео закрыла глаза и сильно, с подвывертом ущипнула себя за бок. Боль не разрушила иллюзию – жар по-прежнему был здесь, он лизал теплыми языками ее тело.
А потом Робер встряхнул руками, и огонь, рассыпавшись рыжими искрами, пропал.
– Ну, вот и все! – бодро и совершенно буднично провозгласил доктор. – Первые результаты от ритуала благодатного огня вы заметите дня через два, не раньше. Мысли будут меньше путаться, начнет возвращаться память.
Доктор Робер двинулся по комнате, методично собирая в саквояж разложенный реквизит.