Ощущаю, как по венам вновь струится забытая сила. Пламя наполняет меня изнутри, обволакивает снаружи, обнимает и баюкает, как мать младенца. Хорошо… Как же хорошо…

Не удерживаюсь, смыкаю огненные перистые плоскости перед собой и оказываются в объятиях огненного кокона… Век бы так жила… Ничего больше не надо...

Только крылья, только эта журчащая, льющаяся по венам свобода, что звенит в голове и отдаётся в стопах, призывая оттолкнутся ими, взлететь… кружиться, распахнув руки, с закрытыми глазами, не думать ни о чём… Вообще ни о чём. Мысли слишком суетны, слишком неуёмны... Как растревоженный пчелиный рой, как обезьяны, скачущие с ветки на ветку… Не хочу. Устала от них.

От всего устала.

Но надо идти вперёд. Надо…

Зачем?

Высвобожденные после долгого периода крылья пьянят, дурманят сладким и тягучим, как мёд, потрескиванием пламени.

Небо! Кажется, я готова остаться здесь, в темноте и пустоте… навсегда. Я готова провести здесь вечность, только бы не ощущать больше раздражённой кожей проклятого корсета, который мнёт крылья, блокирует силу, отрезает от всего мира мою истинную суть, истинную природу… делает инвалидом. Нет худшей потери, чем утратить крылья. Нет, нет, нет!!!

Только сейчас, избавившись от этого пыточного приспособления, я понимаю, в полной мере понимаю, чего была лишена. Понимаю, как всё это время мне было больно. Больно…

Что это мерцает впереди?

Пятно света и тёмный силуэт в нём. Такой… хрупкий. Такой… знакомый.    

Со всхлипом взмахиваю крыльями, отталкиваюсь стопами и вытягивая ноги в струну.  С каждым взмахом проваливаюсь в воздушную яму, лечу... Словно мотылёк на огонь.

Я здесь не ради крыльев.

Я здесь… ради этого света.

И всё же я не выдерживаю, несколько раз переворачиваюсь через голову, кружусь, черчу телом огненные круги во тьме. Свет крыльев не такой яркий, не такой лучистый и ярый, как тот, что пробивает себе дорогу из зеркала, но всё же он есть. Он заметен, ощутим, он живой и трепетный… Нежный…

Сложив крылья за спиной, камнем лечу вниз. Распахиваю их лишь перед самым зеркалом, чтобы не ушибиться. На несколько долгих мгновений замираю в воздухе и медленно опускаюсь, вновь ощущая стопами твёрдую опору.

И сталкиваюсь взглядом с самой собой.

Фирузи!

И дело даже не в сложной причёске под золотой, с камнями-висюльками, тикке, не в ритуальном узоре золотой нити на древнем платье с открытыми плечами. Не в том самом платье, алом, как кровь. Как само Прапламя… В котором увидела Фирузи-Дин-Дин впервые. Нет…

Эту гордую посадку головы, чуть прищуренный взгляд бирюзовых глаз не забыть, если раз видел. В прошлый раз, когда я смотрела в зеркало её глазами, так детально рассмотреть принцессу, первого тёмного феникса не удавалось. Так же, как и тогда, когда фокус зрения смещался… Мешало цунами ощущений, эмоций, чувств – переполняющих изнутри, накатывающих снаружи, проступающих калейдоскопом на нежном смуглом лице …

Сейчас же… я смотрю в зеркало. Я вижу себя… и не себя одновременно. Это очень сложно – оставаясь собой, видеть себя со стороны. Это тревожно, пугающе.

Я мотаю головой и часто хлопаю ресницами, когда отражение (отражение ли?!) не повторяет мой жест. А Фирузи вдруг улыбается. Широко, с нежностью и влагой в густо подведённых глазах.

Она вдруг запрокидывает голову и смеется… я слышу её смех! Он пробивается сквозь зеркальную преграду, он всё громче и громче, я вдруг понимаю, что прозрачная стена между нами тает. Как льдина…

Я протягиваю руку и немного с запозданием, но Фирузи на этот раз повторяет мой жест.

В тот самый миг, когда мои пальцы готовы прикоснуться к тающему стеклу, пальцы Фирузи, унизанные кольцами, перстнями, а также украшенные древней ритуальной росписью, проникают сквозь стекло и встречаются с моими.