Двадцать шестого августа Васильев, Кебурия и Кузминский бродили по Парижу. На следующее утро «норд-экспресс» увозил их из французской столицы. Кузминский ехал в Санкт-Петербург, чтобы принять участие в первом всероссийском празднике авиации, а Васильев с Виссарионом тем же «норд-экспрессом» отправлялись в Москву, а оттуда в Нижний Новгород. Друзья гуляли по парку Пале Рояль, где было красиво и светло хоть в мае, хоть в августе. Отсюда открывался вид на Сену, лавки букинистов и башни Нотр-Дам-де-Пари. Они долго бродили среди книжных развалов, трогали корешки и вдыхали особенный запах старинных книг, потом не торопясь пили кофе в небольшом кафе на набережной. В тот вечер, на веранде безымянного кафе с видом на остров Сите они договорились, что облетят всю Россию с показательными полётами. Здесь же, на крахмальной салфетке химическим карандашом авиаторы поделили между собой губернии и договорились каждый год встречаться в Петербурге, а если получится, то и в Париже.

– Я обязательно сделаю лётную школу в Тифлисе, – с восторженным лицом говорил приятелям Кебурия, – Вот увидите, французы ещё будут приезжать учиться у Виссариона. А потом сделаю собственный завод. Я инженер и у меня уже есть проект аэроплана. Поставлю на него тот же мотор «Гном», что на «Bleriot XI» и первым совершу перелёт Тифлис-Баку. Что смеётесь? Вы ещё будете летать на аэропланах «Кебурия XI».

«Милая Лидия, – пишет жене Васильев поздно вечером из гостиницы «Брабант» – потратил сумасшедшие деньги на покупку двух аэропланов у Блерио и скоро буду дома. Диплом в кармане, отработаю гастролями, буду ездить по стране, уже обдумал маршруты, готовься встречать героя, родная.

Сестрам мой поклон, вчера обегал весь Париж в поисках подарков и гостинцев».

Я рассматриваю старинные снимки. Первые пилоты как ласточки в весеннем небе. Глядя на черно-белые сохранившиеся фотографии, думаешь, как далеко шагнул прогресс и продвинулась авиация в своем развитии. Но горстка мужественных и отчаянных людей завоевала небо.

– Лукас, даже если мы ничего не найдем в Этампе о Васильеве, этот город стоило навестить, здесь романтика просто витает в воздухе, – произношу я, улыбаясь.

С ярмарки ехал ухарь-купец,

Ухарь-купец, удалой молодец,

Вздумал купец лошадей напоить,

Вздумал деревню гульбой удивить.

Вышел на улицу весел и пьян,

В красной рубашке, красив и румян.

Старых и малых он поит вином,

Пей-пропивай, пропьем – наживем!

Красные девицы морщатся, пьют,

Пляшут, играют и песни поют.

К стыдливой девчонке купец пристает,

Он манит, целует, за ручку берет…

Старинная песня. Слова Иван Никитина.

Про знаменитую нижегородскую ярмарку мне рассказывали в университете. Я сижу по-турецки на кровати, листаю альбом со странинными фотографиями и рассказываю Лукасу, что в девятнадцатом веке ярмарку перенесли из-под стен Макарьевского монастыря на Стрелку. Так называется земля в месте слияния Волги и Оки. По искусственным каналам суда и баржи могли попадать прямо к складам и торговым рядам. По весне во время паводка вода разливалась и затапливала практически всю прибрежную территорию. Люди перемещались на лодках, словно в гондолах по Венецианским каналам. Всю эту красоту придумал французский архитектор Огюст Монферран, тот, что позже возвел Исаакиевский собор в Санкт-Петербурге.

На Стрелке было множество озер и заболоченных низин с протоками и старицами, которые остроумно использовал архитектор в паре с испанским инженером-механиком Августином Бетанкуром.

Рядом с торговым городком был построен собор Александра Невского. Сама ярмарка раскинулась на полутора сотнях гектаров, как самостоятельный город с восемью площадями и тридцатью улицами. Здесь, а вовсе не в столицах, впервые в России состоялась демонстрация киноаппарата, заработал телефон, пустили первые трамваи и фуникулеры, а также построили первую в Европе канализацию.