И вот одним вечером Алешка и Райка возвращались с ромашкового луга и шли по васильковому полю, остановились и стали целоваться. «Слоник, – прошептала тогда Райка. – Ах ты ж, – мой Слоник…»

Так Алешка и стал Слоником, и иначе чем Слоником, с той поры Райка его почти и не называла. Она называла его Слоником, а ему – нравилось…

Райка… Где же ты сейчас, Райка? Где ты обитаешь, что ты делаешь, как ты живешь? Такая ли ты, как и прежде, или годы наложили свой неумолимый, горький отпечаток на твое лицо, а заодно, может, и на твою душу? Как вообще так получилось, что нас – тебя и меня – разметало жизненным вихрем в разные стороны и притом так далеко, что теперь, пожалуй, и дороги-то обратной не отыщешь, даже если бы мы с тобой того и хотели, даже если в том и был еще смысл…

Райка. Райка. Ах ты ж, Райка…

– Я – сейчас, – пригасила Азбука свой внимательный и заботливый взгляд, встала, вышла на кухню и скоро вернулась обратно с бутылкой вина в руке. – Вот, вино… Называется… что-то по-грузински… хорошее вино. Давай мы с тобой выпьем.

– В банде «Ночные вороны» принято пить исключительно водку, – для чего-то сказал Слоник.

– Да ну их всех, – махнула рукой Азбука. – Сейчас мы с тобой никакая не банда. Сейчас мы с тобой – просто Алешка и Таня. Несчастные люди…

– Несчастные?

– А разве – нет? Разве – счастливые?

– Пожалуй, что нет. От счастья душа не плачет.

– Вот именно, – сказала Азбука и разлила вино по бокалам. – За что будем пить?

– За вопрос и за ответ.

– За что?

– Душа плачет… будто о чем-то спрашивает. А о чем спрашивает – и непонятно. Я тебе об этом уже говорил… Я думаю, что если понять вопрос, то отыщется и ответ. Очень бы того хотелось… чтобы был понятен и вопрос, и ответ.

– Понимаю, – тихо сказала Азбука. – Значит, за вопрос и за ответ. Тогда еще – за нас с тобой, хорошо?

– Хорошо, – сказал Слоник. – Еще – за нас с тобой.

– Тогда, – сказала Азбука, – давай еще выпьем за Райку…

– За кого? – спросил Слоник, и отчего-то вздрогнул.

– За Райку, – повторила Азбука. – Которой ты называешь меня по ночам… иногда.

– Разве я называю?

– Иногда… Давай мы за нее выпьем. Чтобы там, где она сейчас живет, ей жилось счастливо. Чтобы она простила тебя, и меня заодно. Хотя она меня и не знает, и я перед ней ни в чем не виновата… А о твоей вине перед ней я и знать не хочу. Или – о ее вине перед тобой… без разницы. Давай, Алешенька, за все это и выпьем.

Слоник ничего не сказал, а просто молча выпил вино, поставил бокал, зажмурил глаза и прислушался к себе. Душа по-прежнему плакала, она по-прежнему о чем-то вопрошала, и все так же требовала ответа на свой вопрос…

– За что еще мы будем пить? – спросила Азбука.

– Ни за что, – сказал Слоник.

– Почему?

– А – за что еще? Больше не за что…

– И то правда, – поразмыслив, сказала Азбука. – Больше и не за что… Вся наша с тобой жизнь вместилась в одну фразу… в один единственный тост.

– Ну и ладно, – сказал Слоник. – Значит, и терять будет немного… в случае чего.

– Зачем ты так…

За окном окончательно стемнело.

До прибытия поезда оставалось еще два с половиной часа.

Через час надо было уже выходить, чтобы загодя прибыть к месту, осмотреться и успеть смешаться с разнообразной вокзальной публикой. После того, как в банде «Ночные вороны» появился Филолог, это обязательное смешивание с вокзальной толпой стало называться эволюцией. Ну и вот: через час надо уже было идти на эволюцию.

Азбука прилегла на диван, поместила голову Слонику на колени и закрыла глаза.

– Погладь меня по голове, – попросила она с закрытыми глазами.

И цветом, и запахом, и на ощупь Азбукины волосы очень походили на Райкины. Может быть, именно из-за этого Слоник и сошелся когда-то с Азбукой, и образовалось промеж них чувство.