– И такие люди служат не только вам.

Канцлер снова кивнул:

– И с сожалением вынужден признать, что, кто бы ни был сейчас главой секты, его осведомители работают лучше моих. Уверен, что те, кому надо, и раньше знали, что написано в книге в черном «чешуйчатом» переплете, лежащей сейчас в ратуше Гехта. А где находится настоящий апокриф… Это постараются выяснить у тебя.

– Но я ничего не знаю.

– Я верю. Хронисты не лгут.

Хегли Секъяр сказал это так легко и просто, будто не сам он, холера, несколько часов назад тыкал меня носом в белесые бельма вареной рыбины, угрожая лишить зрения.

– Тогда зачем?..

– Чтобы ты вспомнил все, что знаешь. Страх хороший помощник памяти.

Тилла облезлого тебе под кровать, канцлер! Я хочу домой. И плевать на всех еретиков мира со всеми их заговорами и книгами.

– Теперь, когда выяснилось, что ни к секте, ни к их священной книге я не имею никакого отношения, вы отпустите меня?

Канцлер чуть помедлил с ответом. Наклонившись к стоящему на столе канделябру, он осторожно стряхнул золу с горючих кристаллов. Снова распрямился, озаренный более ярким светом, взглянул на меня. Я вздрогнул. Золотистое лицо Хегли Секъяра… Так мог бы выглядеть кто-то из Драконов, вздумай он принять человеческое обличье.

– Отпущу. Но прежде я хотел попросить тебя кое о чем. Не для себя, именем королевства.

Утро было прекрасным, а день начался с крохотного расстройства. Обычно, попрощавшись с Ларсом, Герда успевала взбежать на второй этаж и взглянуть из окна вслед любимому. Но сегодня ее перехватил на лестнице хеск Брум. Глава оранжереи решил поручить Герде присматривать за черешками домашних роз и долго, обстоятельно вещал об этом. Предложенная работа была хорошей и интересной, но, пока Герда слушала про нее, Ларс успел уйти. Невелико горе, через несколько часов все равно увидятся, но почему-то стало тревожно.

Вечером Ларс, противу обычая и обещания, к оранжерее не явился. Добежала до дома – и там его нет.

– Да сидит где-нибудь в «Трех петухах», сплетни слушает, – ворчала Гудрун. – А может, в Ярм, что ли, сорвался или в другой ближний город. Это еще при Торгриме, Драконы ему заступники, заведено было: ускачут вдруг, никому не сказав, будто без хрониста там земля с небом местами поменяются. Ничего, не к ночи, так завтра с утра вернется. Ты тогда не жалей, устрой ему таску.

Ларс не появился ни вечером, ни на другой день. Вернулись Хельга и Оле, но и они ничего не знали.

Счастье и спокойствие в дом это известие не вернуло. Герда и Гудрун чуть за порог усталых истинников не вытолкали, требуя немедленно разобраться, отыскать, вернуть.

Но только Хельга Къоль и не такой натиск выдерживала. Встала посреди комнаты, сложив руки на груди, высокая, прямая, непреклонная, и заявила, что шагу не сделает, пока все не успокоятся, не перестанут метаться, причитать и скулить и не объяснят толком, что за массовое сумасшествие постигло дом и какова тут роль ее брата. Где он, кстати?

Ровный голос и ледяной взгляд главного прознатчика подействовали. Примерно через десять минут Хельга и Оле узнали, что хотели, но сами ответить на вопросы не смогли. Где же Ларс, что с ним?

Пришел Освальд Харп и четко, коротко, но содержательно, как положено служивому, и как только и возможно хорошему человеку, поневоле взявшему на себя роль черного вестника, изложил все, что случилось с младшим Къолем, почему хрониста арестовали и чем ему это грозит.

Герда, заголосив по-вдовьи, осела на пол.

Снова суетились, поднимали, успокаивали, отпаивали водой. А когда Герда наконец пришла в себя и только всхлипывала, обводя семью испуганным взглядом, почтенная Гудрун вдруг горестно всплеснула руками: