И – им басовито, справившись с душевным шатанием:

– Старика обобрать решили? И вдвоем… – не снимая рюкзака, небыстро развернулся с поднятыми руками, вскользь, сморщившись от фонарей, осмотрел двоицу: щупленькая девчушка и высокий крепкий мужчина. Все с обрезами, лица спрятаны за шарфами, капюшонами. Одежду не различить – во тьме все одного цвета. – Ты, – с укором, ошарашенно взглянул на налетчицу. Та натренированно целилась в голову, но рука отчего-то подводила, неуверенно тряслась. – Ты же мне в дочери годишься… ты ж…

– Рюкзак! – перебив, пискляво, не так твердо, как раньше, затребовала она. – Живо кидай нам рюкзак или, дед, клянусь богом…

Обстановка накалялась. Ее напарника Дин пока не раскусил, не знал, чего ожидать, – молчун попался, а они – народ непредсказуемый. Но кое-какие догадки возникли: похоже, мужем ей приходится или братом, но разбоями руководит не он. Выходит, этим можно воспользоваться…

«Сейчас надо…» – решился Дин.

И, выскочив из павильона, – сбежал. Дерзко, нагло, на волоске от смерти. Кинулся к лестнице. Стервятники растерялись, прощелкали момент. Запоздало грохнули обрезы. Дробь разлетелась мимо, вырвала у стен бетон и пыль.

– Чего встал?! За ним! Не дай ему уйти!..

Затопали ботинки, нескладно затрепыхались фонари. Тихонько стукнулись стреляные пластиковые гильзы.

«Надо где-то затеряться… – мчась, взвешивал Дин, рвал глазами темнотищу – какие-то ларьки, стенды рядами, стойки… Не то это. Не подходит. Найдут. Во что-то врезался, переворачивал, поднимал шумиху. – Или они меня… как собаку… загонят…»

Успел выставить ладони, гулко впечатался в сплошную железную дверь. Подергал ручку – никак. Конец дороги. Крысоловка замкнулась. Что теперь делать? В жаре обернулся, прижался к ней, хладной, твердой, послушал сбитое дыхание, перенапряженное сердце. Впереди яркими крестами сияли фонари убийц. Отступать некуда, если только испаряться, делаться невидимкой…

Дин выдернул нож, взял обратным хватом – и прятаться в торговом зале. Терялся тут, словно мышь в лабиринте, не находил подходящей норки, куда можно забиться. Наконец укрылся за примерочной, поджидая палачей.

– Вечно прячетесь, убегаете… Отдал бы свое барахло – глядишь, и правда бы отпустили. Ну а теперь уж хрен: смерти легкой не жди, помучаешься…

Дину вздумалось перебежать в другое укрытие – для надежности. Высунулся – и нос в нос с неразговорчивым преследователем. На пару испугались этой встречи, подались назад, опешившие, с вытаращенными глазами. Стервятник чуточку помедлил, вскинул обрез, Дин – костяной нож. Сейчас в сиюминутной схватке все решится для обоих или для кого-то одного, миг остался до финала – и вспышка света, ружейный залп дуплетом. Дина горячо умыло, бросилось в объятия чужое обмякшее тело. Не удержал, дал упасть, застыл рядом изваянием, затрясся с перепуга. В ушах – трезвон, в голове – затмение. Нужно уносить ноги, а шелохнуться не может – не чувствует ни их, ни себя целиком. Будто умер во сне, а пробудиться не удавалось.

Очнулся от пронзительного истерического визга. Не сразу осознал, что произошла катастрофа: спутали и попали не в того… Струйка света опустилась на убитого, на красную лужицу, девушка зарыдала нечеловечески, скинула капюшон, сорвала шарф, откинула фонарь – и ненасытно расцеловывать тому окровавленные губы, руки, пачкать слюнями, слезами… Потом посмотрела на Дина осатаневшими глазами, выговорила дурным голосом, с ненавистью, обвиняя:

– Это все ты!.. Из-за тебя все!.. Ты виновен в его смерти! Это ты должен был лежать тут, мразь, а он – жить! Жить! Слышишь, ты?! – вскочила кошкой, растрепала слипшиеся в сосульки волосы, жуткая, перекошенная, измазанная кровью. – Я любила его, понял?! Мы через столько прошли!.. Ребенка ждали. Думали, что вот скоро, когда разживемся припасами и найдем подходящее место, то покончим с этой поганой шакальей жизнью, осядем и заживем нормальной семьей. Мы этого хотели! Мы оба этого хотели!.. А теперь ты лишил меня всего… – перезарядила обрез, чуть не выронила второй патрон – ослушивались пальцы, – но ничего…