Пространство за дверью напоминало летний театр. С одной стороны – полукруглая стена, с другой – парк с возвышенностью. Отдельные фигуры людей перемещались хаотично и каждый занят собой. Первое, что заставило забеспокоиться, большинство из них повторяли одни и те же фразы.

– Скорую ему надо, а не милицию. Скорую.

– Помни обо мне, помни обо мне, – это мужчина и женщина играли в «ладушки».

– Членские взносы платить будете?.. – это уже человек с элементами одежды милиционера.

Хрупкая женщина в полупрозрачной тунике, шевелящейся от дуновений невидимых потоков, капризничала:

– Человек должен иметь право на ошибку!.. Ведь должен же, должен…

– Почему оно так болит? Почему… так… – раскачивался худощавый мужчина, прижав руки к груди.

Здесь же обнаружились старушка и мужчина неопределенного возраста с наушниками, сидевшие в той роковой маршрутке, устроившей погоню. Правда, у мужчины с наушниками дизайн стёкол в очках уже был другой – в виде пятаков.

Лишь один человек со скрипкой не был замкнут на себе, и переходил от одной группы к другой:

– Хотите, я вам сыграю? Я музыкант! Мне это даже нужнее чем вам. Хотите?.. – предлагал он.

Но все склоняли головы и отвечали «Спи спокойно».

Кирилл попятился назад, дверь оказалась закрытой. Он даже не заметил, когда её закрыли. Не осталось даже малейшей щелочки. Попытка открыть дверь оказалась тщетной. У двери с этой стороны не было ручки и она плотно прилегала к стене.

Скрипач, обойдя все группы, подошел к Каркушину.

– Не понял… где это я?.. – растерянно выдохнул Кирилл.

– Всё вы прекрасно поняли, – ласково заметил музыкант. – Это, как бы лучше объяснить… Здесь инкубатор. Здесь мы проводим девять дней. Сегодня девятый день, сегодня всё и решится. Вы в нашей группе! Вы всех так переполошили, когда вас не оказалось. Когда нас стали считать, обнаружилось, нет одного. Не было вас! Теперь все в сборе! Теперь нас будут отправлять по этапу дальше. Хотите, я вам сыграю?!

– Куда это «дальше»? – совсем растерялся Кирилл.

– Там… эээ… типа другого инкубатора, – добродушно пояснил скрипач. – Там мы уже будем без одежд. А здесь нельзя! Здесь мы ещё не успели утратить чувство стыда. Полный, так сказать, инкубационный период, длится сорок дней. Давайте я лучше сыграю.

И музыкант заиграл. И вокруг стали собираться люди.

– Я не смогу утратить чувство стыда за один день, раз я только что пришёл!.. Я и за сорок дней не смогу утратить чувство стыда! – пытаясь прийти в себя, возмутился Кирилл.

– Сможете! Если не сможете – тоже не страшно. Потерпите. После сорока дней у вас отберут не только одежды, но и тело. Стыд тогда потеряет всякий смысл. Нас уже в этом смысле проинструктировали, – донеслось со стороны.

– Не хочу я ничего терять! – перебил Кирилл. – Я домой хочу! У меня развод с женой! Вы не представляете, что она может устроить, если вовремя не приду?!

– Что вы кричите? Здесь теперь ваш дом! И смиритесь перед неизбежным. Смиритесь! Где тонко, там и рвется!

– Не хочу смиряться! И, вообще, – что за насилие? Из своей квартиры… можно сказать…

– Молчите!.. Здесь не принято критиковать этот мир! Все должны жить в мире и спокойствии.

– Нельзя жить в мире и спокойствии, когда с тобой поступают несправедливо!

– Эх, молодой человек, если бы вы знали, с каким количеством людей поступают несправедливо! если б вы знали, – донеслось со стороны.

– Если б вы знали, какие у меня в своё время были женщины!.. Если б вы знали… Но все они, к сожалению, умерли, – влез в разговор седой старичок, слушавший некоторое время через слуховой аппарат.

– Я… дойду до суда! – выкрикнул Кирилл.