– Вот уж не думал, матрёшка моя, что нас с тобой такой конец ожидает. Я когда в молодости мечтал с тобой в один день умереть, мне иная картина представлялась. Съездил Ваня за границу. Как кто-то умный сказал: «Сбылась мечта идиота». Это он про меня, Надя, сказал.

И старички, как ни пытались, не смогли удержаться от смеха. Но сделали они это, конечно, неслышно, глубоко внутри, чтобы не задеть чувств присутствующих скорбящих.

– Это мы, Ваня, с тобой умерли, что ли?.. – спросила Надежда Петровна, положив голову на плечо супругу.

– Да, Надя, мы умерли. Так это и происходит.

Какое-то время молча стояли обнявшись. Мимо пробегали люди, кричали, спешили, а они стояли обнявшись.

– Смотри, Ваня, вон нашего соседа понесли. Я его по розовой рубашке узнала.

– Точно, он. Как его звали, напомни.

– Вэрико. Фамилию не помню, какой-то «беридзе».

– Точно, Вэрико Тузберидзе. Отчаянный грузин. В Египет к родной сестре летел. Не долетел, получается.

Надежда Петровна заохала:

– У московского грузина в Египте сестра родная… ничего себе.

– Покойся с Миром, Вэрико, – сказал серьёзно Иван Максимович, провожая взглядом носилки.

Ещё немного постояли.

– А это… ой, смотри, Ваня! Это же певец Леон Сомов!.. Подожди, или это не он?.. Получается, Сомов летел с нами в одном самолёте, что ли?.. Вот это да! Мне бы Валентине Дмитриевне об этом рассказать!.. И как это я не заметила его?.. Или это всё-таки не он?.. Подожди. Скорее всего, не он, ошиблась.

– Скорее всего, ошиблась, – погладил профессор жену по голове.

– Точно, ошиблась. Не он.

Ещё постояли, потом ноги устали, присели.

– А за границей тебе, Ванечка, так и не удалось побывать. Жалко, – с лёгким вздохом произнесла Надежда Петровна и прижалась к мужу ещё сильнее.

– Да, не удалось побывать. Видимо, не суждено.

– Видимо, не суждено, да, – покивала, подумала. – И мне, видимо, не суждено.

Иван Максимович удивился:

– Почему, тебе не суждено? Ты же была с сестрой за границей.

– Да разве Белоруссия – это заграница? – отмахнулась старушка. – И летали мы всего на два дня. А тут Египет… другая Жизнь. Но, видимо, как ты говоришь, не суждено, – приподняла головку. – И остальным погибшим в этом самолёте, Ваня, тоже, получается, не суждено… Так, что ли?..

Иван Максимович остро почувствовал запах жареного и поспешил объясниться:

– Я имел в виду, Наденька, что мне не суждено за границей побывать. Мне. Я кроме себя никого не имел в виду.

– Как это на тебя похоже.

– Что?..

– Ты в своём репертуаре, Ваня, – скороговоркой заговорила супруга. – «Ничего не знаю, моя хата с краю». Будто ты вовсе ни при чём!

– А при чём здесь я, Наденька? – непонимающе заморгал глазами профессор Туманов. – Я, что ли, самолётом управлял?.. Я рядом с тобой, дорогая моя, сидел. Сидел и ручку твою добрую гладил.

Попытался погладить ручку, но Надежда Петровна отошла в сторону:

– Неужели ты опять ничего не понимаешь, Ваня?!

– Что опять?.. – У Ивана Максимовича разболелась голова. – Что ты там опять себе придумала?..

– Я ничего не придумала, Ваня. Я же тебя предупреждала, я же тебе говорила, нам нельзя лететь, но ты, как всегда, меня не послушал и сделал всё по-своему!

– Что я по-своему сделал? Успокойся, бога ради.

– Я зеркальце, Ваня, разбила! А ты под дурака косишь!

– О боже! – взревел Иван Максимович. – Куда бежать мне от этого бреда?! Надя, умоляю, хотя бы после Смерти не рви мне нервы!

– Я тебе говорила! Я разбила, значит, нельзя нам лететь!

– Ну, если ты разбила, может, ты тогда во всём и виновата?! – прикрикнул на жену интеллигентнейший Иван Максимович и даже добавил сверху редкое, но крепкое мужицкое словцо.