– Если это для тебя что-то значит, Адекору ты очень нравишься, и он желает тебе только добра. – Понтер помолчал. – Ты ведь тоже ему этого желаешь, правда?
Мэри ничего не сказала. Солнце висело низко над горизонтом. Машина летела вперёд.
– Мэре? Ты ведь желаешь добра Адекору, правда?
– Что? – встрепенулась она. – О, конечно. Конечно.
Глава 5
Пять десятилетий назад мой предшественник в Овальном кабинете, Джон Фицджеральд Кеннеди, сказал: «Пришло время делать большие шаги – время для нового великого американского проекта»[14]. В то время я был простым мальчишкой из негритянского гетто в Монтгомери, но я прекрасно помню, как от этих слов у меня по спине пробежали мурашки…
Мэри и Понтер въехали в переулок, ведущий к дому Рубена Монтего, около семи часов вечера. И Луиза и Рубен ездили на «Фордах Эксплорерах» – несомненное свидетельство того, с усмешкой подумала Мэри, что они созданы друг для друга. У Луизы машина была чёрная, у Рубена – тёмно-бордовая. Мэри припарковалась, и они с Понтером подошли к парадной двери. Проходя мимо машины Луизы, генетик хотела было потрогать рукой капот, но она и так была уверена, что он уже давно остыл.
Рубен владел участком площадью в пару акров в Лайвли, крошечном городке неподалёку от Садбери. Мэри нравился его дом – двухэтажный, просторный и современный. Она позвонила в дверной звонок, и мгновением позже появился Рубен, из-за плеча которого выглядывала Луиза.
– Мэри! – воскликнул Рубен, сгребая её в охапку. – И Понтер! – сказал он, выпустив Мэри и обняв его тоже.
Рубен Монтего был подтянутым тридцатипятилетним мужчиной, чернокожим, с гладко выбритой головой. На нём была футболка с логотипом «Торонто Блю-Джейз»[15] на груди.
– Входите, входите, – сказал Рубен, впуская их в дом с прохладного вечернего воздуха. Мэри скинула туфли, Понтер – нет, потому что не носил обуви. На нём были неандертальские штаны, которые расширялись книзу, превращаясь во что-то вроде встроенных мокасин.
– Карантинное воссоединение! – объявил Понтер, оглядывая их маленькое сообщество. Так оно и было: они вчетвером оказались заперты в этом доме по приказу канадского Минздрава, когда Понтер во время своего первого визита на эту Землю внезапно заболел.
– Истинно так, друг мой, – ответил Рубен на заявление Понтера. Мэри огляделась. Ей очень нравилась здешняя мебель – органичное сочетание карибского и канадского стилей, повсюду тёмное дерево и встроенные книжные шкафы. Сам Рубен был довольно неряшлив, но его бывшая жена, очевидно, обладала отменным вкусом.
Мэри обнаружила, что, попав в дом, моментально расслабилась. Разумеется, сыграло свою роль то, что именно здесь зародилась её любовь к Понтеру, или то, что этот дом стал для неё надёжным убежищем, охраняемым офицерами федеральной полиции, всего через два дня после того, как Корнелиус Раскин изнасиловал её в кампусе Йоркского университета в Торонто.
– Сейчас для этого уже не совсем сезон, – сказал Рубен, – но ещё можно попробовать устроить барбекю.
– Да, пожалуйста! – согласился Понтер с большим энтузиазмом.
Рубен рассмеялся.
– Значит, договорились. Сейчас я всё приготовлю.
Луиза Бенуа была вегетарианкой, но не имела ничего против тех, кто ест мясо – и это было весьма кстати, потому что Понтер мясо обожал. Рубен положил на гриль три совершенно гигантских говяжьих пласта, а Луиза занялась приготовлением салата. Рубен постоянно сновал между грилем и кухней, помогая Луизе с приготовлениями. Мэри следила, как они работают бок о бок, время от времени словно невзначай нежно касаясь друг друга. У неё с Кольмом в первые дни их брака тоже было так; а потом стало казаться, что они вечно путаются друг у друга под ногами.