Помню школьный двор 31-го августа 1934 года, гудевший от сотен голосов собравшихся учеников и взрослых. Я не знал, что надо делать и толкался в густой толпе, пока кого-то спросил:

– А что сейчас будет?

– Сейчас будут зачитывать, кто в каком классе будет учиться, – пояснил мне знающий паренёк, и в это время все обратили внимание на группу учителей, взошедших на возвышавшийся чуть в стороне бугорок, откуда их хорошо было видно и слышно.

– Тихо, ребята, тихо! – громко обратился к нам один из учителей. – Слушайте внимательно классные списки. Я буду зачитывать, а потом вас будут разводить по классам, – чуть выждав, когда воцарилась тишина, он продолжал: – Пятый класс «А», – и начал перечислять фамилии учеников. Он назвал около трёх десятков фамилий, а моей среди них не было. Я тревожно недоумевал, не зная о том, что при большом количестве учеников всех в один класс не поместишь. Стали зачитывать список пятого класса «Б». Стоявший рядом со мной «знающий» паренёк сказал:

– В пятый «А» класс записали самых лучших учеников, а в пятый «Б» – кого похуже.

В списке тех, кто «похуже» меня тоже не было, и я совсем приуныл. Назвали пятый «В» класс, и я слушал так, как, наверное, слушает приговор тот, кто стоит перед судом. А «знающий» паренёк и совсем убил во мне надежду, сказав, что это, наверное, последний пятый класс, в который записали не то, чтоб худших, а тех, кто хуже некуда. А по списку уже читали фамилии, начинающиеся с букв, стоящих в алфавите после буквы «К», и мне стало ясно, что не попал я в пятый «В» класс, «худший из худших».

Ушли в учебный корпус счастливчики, зачисленные в этот, пусть и из рук вон плохой класс, как ушли перед этим пятый «А» и пятый «Б» классы. И вот начинали зачитывать список учеников, зачисленных в пятый «Г» класс. А у меня стало тяжело на душе, тяжело и обидно. Что из того, что если меня и зачислили в этот, оказавшийся на четвёртом месте, класс? Ясно, что в него попали самые никудышные полоумки, и будет стыдно сознаться, что меня зачислили в пятый класс «Г», в самый последний из пятых классов. Увы, так оно и оказалось: зачитали в списке и мою фамилию. Оказывается, так думал не один я.

Собранные учительницей, мы побрели в свой класс не в радужном настроении. Когда рассаживались за парты, я пробрался на самую последнюю, решив, что в самом последнем классе мне место на самой последней парте, коль я уж такой я неполноценный человек, и нечего мне мозолить глаза учителей, сидя где-нибудь впереди.

Знакомство с учительницей началось с того, что ребята посмелее так и спросили: а правда ли, что в пятый «Г» класс записали самых плохих учеников?

– Кто вам сказал, что вы – самые плохие ученики? – рассмеявшись, спросила она. – Вот начнём заниматься, тогда будет видно, какие вы есть на самом деле.

Многие осмелели. Раздались обидчивые выкрики:

– А что мы – хуже всех, что нас записали в пятый «Г»?..

– В пятый «А» самых лучших позаписали…

– Мне в тетрадке по письму учительница всё время ставила «ус.»

– У меня за задачки был «ус.»

Я не отличался смелостью и молчал, хотя мне, когда я учился в своей деревенской школе и по письму, и по чтению, и за задачки учителя ставили даже «Вус.», и мне, пожалуй, было даже обиднее, что я оказался в пятом «Г» классе. Сейчас я уже не помню, кто тогда из учительниц была с нами в классе, кажется, это была Панна Захаровна Ганенко, но она сначала недоумённо слушала, а потом, поняв в чём дело, высоко и громко расхохоталась:

– Ой, какие же вы глупые! Да какая разница – пятый ли «А» класс или пятый «Б», «В» или «Г»? И в пятом «А» лодыри получат «