— Андрей, тогда был гололёд и...

— Никаких «и», Ксюша, — жёстко пресекает меня. Крепко сжимает моё хрупкое тело. — Будь моя воля, я бы нахрен запретил вообще ездить тебе на этой долбаной машине! — Взрывается. — Ты совершенно не понимаешь, мать твою, что я просто как безумный боюсь тебя потерять! — несильно встряхивает меня. В его глазах вижу отголоски боли, от которой внутри всё сжимается. — Пойми это и не будь дурочкой. Тебе это совершенно не идёт.

От его слов по коже пробегает дрожь.

Я понимаю. Я теперь всё понимаю.

Поднимаюсь на цыпочки. Тянусь к нему. Обнимаю его за спину. Жмусь к нему крепче. Носом утыкаюсь в выемку между ключицами и дышу. Им дышу.

Я всё понимаю. Он боится меня потерять.

Он редко говорит что-то такое. Часто просто показывает, что я ему небезразлична. Что дорога. И мне этого достаточно. Хоть и хочется услышать, что он меня любит так же сильно, как и я его.
Но сейчас мне вполне достаточно и этого.

— Я понимаю, — шепчу ему. — Правда понимаю. Прости, — целую его в шею. Меня тут же сгребают в крепкие и сильные объятия. Сжимают так сильно, что дышать становится трудно. Но мне это нравится.

Я чувствую его силу, мощь. Я чувствую его всего. Повсюду. Его руки. Тепло. Жар тела. Его губы на моей шее.

Он руками зарывается в мои вьющиеся волосы. Тянет вниз. Отрывает меня от себя. Поднимаю взгляд на него. И Андрей немедля приникает голодным, жадным поцелуем к моим губам. Целует. Ласкает. Кусает. И вновь целует. Самозабвенно. С жадностью и страстью. Показывает, что если бы не работа, он бы не церемонясь сожрал бы меня прямо здесь. Возле этой самой стены.

Ноги дрожат – до сих пор стою на цыпочках. Но всё равно тянусь к нему ближе. Сильнее. Мну его рубашку на спине. Ластясь к нему как кошка. А он всё целует. Целует меня.

А потом так же резко, как и приник, отрывается от меня. Смотрит в глаза. Проводит крепкими ладонями по моей спине, лопаткам. Чуть наклоняется и целует меня в щёку. Нежно. Прикрываю глаза от этой ласки.

— Пошли, я тебя довезу до дома, — отстраняется, берёт меня за руку, переплетает наши пальцы и тянет к выходу из кухни.

Направляется к прихожей. Я безропотно следую за ним. Как привязанная. Мой взгляд падает на мои ноги. На обнажённые ноги. Лицо заливается краской.

— Хм, Андрей, — поднимаю взгляд на него. Смущаюсь.

Он оборачивается. Вопросительно смотрит на меня. Приподнимает одну бровь вверх. Мол, что случилось? Пальцами другой руки тяну короткую ткань рубашки своего прокурора вниз. Лицо заливается алой краской.

Как-то вдруг сразу застеснялась своего вида. Хотя мне нечего смущаться или стыдиться. Моё тело прекрасно. И Андрей сегодня ночью доказал мне это. Шептал мне она уха, как я прекрасна. Идеальна для него. Покрывал моё обнажённое тело голодными, жадными поцелуями.
Но я всё равно покрылась вся пунцовой краской.

— Андрей, я не могу так поехать.

— Почему? — не понимает.

— Андрей, — с губ срывается смешок. — Я практически голая. Ты же не хочешь, чтобы все увидели меня в таком виде? Напомнить тебе, что ты вчера сделал с моим платьем?

Понимаю, что дразню его. Но мне так нравится видеть его короткое замешательство. А в следующую секунду взгляд его потемневших глаз. Стоит ему только напомнить про вчерашний день. А точнее, вечер и то, что он сделал с моей вещью.

Рывок – и я уже прижата к его сильному мускулистому телу. Его крепкая грудь прижимается ко мне. Он наклоняется к моему уху. Обдаёт его своим дыханием. По коже пробегает стая мурашек. От удовольствия на миг прикрываю глаза.

— Не провоцируй меня, Огонёк, — шепчет на ухо. — Иначе я ведь не сдержусь и возьму тебя прямо здесь, — «угрожает» мне.