– А если я стану священником, как вы, то смогу от них избавиться насовсем?

Отец Игорь остановился, присел. Потрепал меня по волосам.

– Кирилл, идти в духовенство надо от призвания и внутреннего порыва. А сейчас в тебе говорит страх. И потом, надо вырасти. Решение должно быть осознанным.

Я ничего не понял и надул губы.

– Но ты всегда можешь приходить в церковь, если тебе страшно. Только знаешь… Стучать не надо, ладно?

– Почему? Это же… – память не сразу подсунула слова взрослых, – «дань вежливости»?

Отец Игорь не сразу мне ответил:

– Да, но это для обычных домов правило. А Церковь – это Божий дом. Надо перекреститься и поклониться. Какой у тебя сейчас урок?

Так незаметно мы оказались у школы.

– Математика? Пение? Я не знаю.

Но моему спутнику ответ был не нужен. Он легко нашёл нужный класс, позвал Анну Петровну, легко пошутил, попросил не наказывать меня, и ушёл, не обращая внимания на удивлённые взгляды школьников. Казалось, отца Игоря не смущало, как дети реагировали на его длинное чёрное платье.

«Это ряса, мальчик», – раздался смешок сзади. Я обернулся, но там никого не было.

– Кирюха? Кирилл! Ты меня слышишь?

За окном шёл противный мартовский дождь, в наушниках гремели Black Sabbath, а в мыслях была путаница.

– Кирюха, ты к юридическому колледжу готовишься? Мама говорила, у тебя с историей нелады? Может, репетитора нанять? И английский тоже нужен, завязывай с французским.

– Пусть Славка поступает на юрфак, – я оторвал взгляд от тарелки с овощным рагу. – Нет у меня проблем с историей.

Мне стоило сказать, что проблемы у меня только с альтернативно одарённой училкой, которая читала всякую фигню. То ли было у неё монголо-татарское иго, то ли не было. Но она должна уйти в декрет, и вести нас снова будет Пал Славич; я в том году сдавал ему реферат по истории Ильинского монастыря, и точно знал, что он нормальный мужик. Я бы объяснил, но где-то этажом выше мелькнула тень, и произносить лишние слова стало страшно.

Я заканчивал седьмой класс, а папа уже подыскивал варианты, чтобы я мог помогать ему после школы. В моих планах была только семинария. Папа хмурился, но молчал. Мне нравилась музыка, легко давались точные науки, да и вообще у меня всё было отлично, кроме конфликтов с учителями и школьным психологом. Поэтому папа щурился, и про семинарию меня всерьёз не воспринимал. Ну да, я ведь ещё и рок на гитаре играл, и наушники не снимал. Папа считал, что я хотел быть похожим на «этих жутких музыкантов с крестами на груди». Или на актёра из сериала про врачей, который, оказывается, тоже имел духовный сан. Отец Игорь тоже не спешил меня поддерживать:

«Может, подумаешь, Кирилл? Лучше сначала мирское образование получить. И пожить немного. Ты должен точно понимать, ради чего ты идёшь и что теряешь».

Мне сложно было объяснить даже отцу Игорю, что я не хотел идти в семинарию, просто вариантов других не видел. Наоборот, казалось, что после семинарии смогу жить нормально. Что может хоть там меня научат справляться с моим даром. Какой юрфак? Какие речи в защиту кого-то? Да ё-моё, я даже петь мог только в церкви или в воскресной школе! А мне ведь нравилось, я пытался с ребятами играть в группе. Но… ещё со школы помню, как спел «Спи, моя радость, усни», а какая-то тень исполнила мои слова и полкласса заснули. Вместе с учительницей. А я испуганно выскочил из кабинета, и чуть не сшиб старшеклассника с плеером. Он меня не слышал, зато я успел услышать выплёскивающийся из наушников хард-рок. Именно поэтому спустя три месяца на ДР потребовал себе плеер.

С тех пор подпевал только мысленно, хотя гитару папа мне подарил в восемь лет.