Друзья познакомились с двумя высокими девушками, и после белого танца проводили их по домам, благо они жили в центре города, неподалеку.

Как-то они еще раз встретились в ДК, уже после новогодних праздников. Девушки пришли в импортных сапогах на высоких каблуках, и стали еще выше. Николай был рослый, видный, парень хоть куда, а вот Иван худенький, среднего роста, мелковат, в общем, для таких красавиц. Да еще неважно одет. Они презрительно оглядели его и удалились к своим знакомым, здоровенным верзилам.

Иван был удручен, а Николай сделал вид, что ничего не понял, шутил, подвел к другу новых подружек, милых и невысоких. Иван повеселел, и друзья протанцевали с девушками весь вечер…

Марья Дмитриевна, как и обещала, устроила друзей на завод, слесарями по изготовлению техоснастки в гальванический цех.

В самом цехе от ядовитых испарений было нечем дышать, но в их слесарке было окно, дышалось легче, и они с энтузиазмом принялись за работу, так как она была сдельной. Сколько заработаешь, столько и получишь.

На рамки надо было наматывать специальную изоляционную ленту, на перекладинки припаивать крючки, всего и делов. Затем на эти крючки уже в цехе работницы в спецодежде вешали детали, и рамки опускались в ванные с сильнодействующими растворами. Далее шел так называемый процесс гальванической обработки. Химия, одним словом.

В первый день они изготовили по десятку рамок, на второй поменьше, дальше еще меньше. Руки у них уже еле двигались, энтузиазм исчез.

– Это с непривычки, потом обвыкнете, легче будет, – сказали им другие слесаря, со стажем.

Подсчитав по расценкам, сколько надо сделать рамок, чтобы получить хотя бы рублей по сто, друзья приуныли. – Это вам не за девками на танцульках приударять, – шутили работницы в спецодежде, наслышанные о похождениях молодых ловеласов.

– Давай отработаем с месяц, и рванем куда-нибудь на Север, в Мурманск или Архангельск, или на Дальний Восток, во Владик, устроимся там матросами на траловый флот, вот где деньжищ заработаем, – мечтал Николай, Иван был не против.

– Знаешь, по пути в Москву заедем. Там у меня дружбан армейский есть, Мишка Савин. Вместе с ним в госпитале лежали, в Солнечногорске. Это под Москвой, – объяснял он другу. Николай тоже был не против заманчивого предложения.

– А што, повеселимся, Москву посмотрим, себя покажем, и на Север!

Так и получилось. Отработав пару месяцев, они уволились с завода, взяли билеты в общем вагоне, дешевле и веселее ехать, и укатили: только их и видели.

Кольку провожала мать на вокзале, плакала в платочек, а вот Ванькина бабушка не смогла проводить внука, все прихварывала, молилась богу и просила его забрать к себе.

– Не увидимся мы с тобой, Коконька, больше на этом свете, – причитала она, обнимая и целуя любимого внука.

– Ну что ты, бабаня. Я в отпуск приеду через год, – увещевал ее легкомысленный по молодости лет внук, – денег привезу, и заживем мы с тобой, как бароны. Вот увидишь.

Бабушка молча плакала, осеняя его на дорожку крестным знамением. Выбежав из калитки в переулок, Иван оглянулся и помахал бабушке рукой на прощанье. Тогда он не знал, да и не мог знать, что больше никогда не увидит свою бабулю живой.

В Москве они задержались у Мишки на целую неделю. Он показал им столицу, познакомил с друзьями, сводил в злачные места – угощал сам, денег с них не брал. Зато уговорил остаться в Москве и устроиться на завод по лимиту.

– А что, поработаете, денег подзаработаете, поживете в общаге, а там видно будет. Захотите, останетесь, захотите, на Север махнете, за туманом и за запахом тайги, – пропел он и заржал. – Хотя, везде хорошо, где нас нет. Меня брательник к себе в пивбар берет, халдеем. Вот там заработки. И ехать никуда не надо. За семь верст киселя хлебать. Ну, уж нет, ищите дураков в другом месте.