А с экрана на нее взглянули знакомые, родные глаза. Певица пела какой-то всем известный романс, какой именно, Люська не могла вспомнить, да это было и не так важно для нее. Она верила и не верила своим глазам:

– Мама! – удивляясь и внутренне крича, прошептала потрясенная девушка и слезы покатились по мгновенно вспыхнувшим щекам. – Да это же моя мама!

Юркий конферансье вынырнул откуда-то сбоку от певицы и, улыбаясь, объявил в зрительный зал: – А сейчас Светлана Малинина исполнит всеми нами любимую «Колыбельную».

Вот Малинина старшая запела. Ведь это она пела ей, маленькой Люське, которая сидела на ее концерте в первом ряду рядом с папой и бабушкой, и улыбалась им. Да-да, вот она улыбнулась, как тогда, в том далеком призрачном детстве…

… Маленькая девочка с бантами в косичках радостно засмеялась в ответ и, глядя то на папу то на бабушку, громко закричала: – Это наша мама поет, я к ней хочу, – она попыталась вскочить и бежать к своей маме, но папа наклонился к ней и строго прошептал: – Тихо Людочка, мама поет для всех, посмотри, сколько людей слушают ее…

… Люська повернула голову и как сквозь сон увидела, что у сидящей рядом с ней женщины повлажнели глаза. Она вздрогнула и снова, как утопающий, который хватается за воздух, стала следить за каждым жестом любимого образа. А он быстро убегал, таял, слезы мешали ей видеть, и лишь голос матери звучал, проникая в ожившее, трепетно забившееся сердце.

– «Мамочка, как мне тебя не хватает…»

Фильм кончился, вспыхнул свет. Люська сидела недвижно, глядя невидящими глазами на белое полотно экрана.

– Девушка, вы выходите, что с вами? – участливо наклонилась к ней женщина. Люська вскочила, смутно видя перед собой и, натыкаясь на людей, выбежала из зрительного зала.

– Люся, мы здесь, – бросился было ей навстречу Мишка, но она оттолкнула его и, чуть не сбив с ног изумленную Маринку, побежала к выходу.

– Что с тобой, Люся? – встревоженный Мишка догнал ее только на улице, поспешая рядом, заглядывая в ее искаженное, покрытое слезами лицо.

– Скажи, кто обидел тебя, я убью этого гада, – сжимал он кулаки, бледнея и волнуясь. Но она не отвечала и только бежала и бежала вперед, пока Мишка не остался где-то далеко позади, отстал, затерялся в толпе прохожих, недоуменно глядя ей вслед, но ее уже не было.

В парке было малолюдно, тихо, сквозь ряды раскидистых, с полуоблетевшими листьями деревьев доносился шум уличного движения, мелькали на шоссе бесчисленные машины. Съежившись в комочек и дрожа, как от озноба, Люська одиноко сидела на лавке и, сжав кулачки, смотрела куда-то вдаль остановившимся потусторонним взглядом…

… Люська сидела за столом и готовила уроки. Сквозь раскрытое окно откуда-то неслись, проникая в комнату, звуки старинного русского романса.

Подошедшая бабушка погладила девочку по голове, прислушалась.

– Мама твоя пела этот романс, как сейчас помню, – она улыбнулась грустно, покачала головой. – Талант у нее большой был, оригинальный, все так и слушали, бывало, замерев от счастья.

Девочка вскинула на нее внимательные быстрые глаза: – Бабаня, зачем люди умирают? Мама ведь молодая была, а молодые не умирают. Вот ты старая, а живешь. Отчего умерла мама? А бабушка с дедушкой, деревенские, они умерли из-за мамы, от горя?

Старушка всполошилась: – Господи, что это со мной, совсем разболталась на старости лет, ты учи, учи уроки-то, не отвлекайся. Судьба такая у нас у всех, кому что на роду написано, так тому и бывать.

– А кто об этом знает, бог? Так его нет, нам в школе еще в первом классе объяснили: бога нет, – убедительно и раздельно, как маленькой, пояснила девочка старухе, с жалостью разглядывая ее морщинистое лицо, высохшие руки. – А ты все молишься, как убогая.