– Так, что вы думаете здесь произошло? – обратилась на вид к обоим, но на самом деле, только к своей знакомой.

– Пока трудно сказать что-либо наверняка, кроме того, что это убийство. – деловито отозвалась та. – Нападающий ударил жертву ножом в районе солнечного сплетения, а потом, судя по отпечаткам его следов в грязи, отошёл вот к тому пеньку, присел на него и ожидал её смерти.

– В смысле ожидал? Почему он её не добил?

– Хороший вопрос. Также, он не попытался спрятать тело, или сокрыть её личность. Документы при ней, да и телефон остался на пресловутом пеньке. Наверное убийца отложил его подальше, дабы она не позвала помощь. К сожалению, под утро начался дождь, и вряд ли мы найдём на нём отпечатки. Её машина аккуратно припаркована со стороны Дарквуд Хилл. В общем, либо наш злоумышленник полнейший идиот, либо всё это было некоей случайностью.

Случайностью? Вряд ли. Сидеть и наблюдать за тем, как кто-то бьётся в агонии всего в нескольких шагах – это далеко не случайность.

Взгляд принялся блуждать по земле, оглядывая оставшиеся в ней следы. Всё и вправду указывало на цепь событий описанных Мэй. Однако…

– Ты кое-что упустила… – задумчиво пробормотала я, присаживаясь на корточки возле тела. – Она знала убийцу.

– С чего ты это взяла?

– Следы и вправду очень чёткие. И судя по ним, злоумышленник подошёл спереди вплотную. Не было борьбы. Девушка не пыталась отстраниться, или убежать. Она полностью доверяла нападающему.

Молчание повисло в воздухе, и было ясно, что мы сейчас думали об одном и том же – как можно причинить вред кому-то, кто нам доверяет?

Взгляд коснулся личика жертвы. Она выглядела молодо, почти ребёнком. Румянец сошёл с её щёк, а приоткрытые губы посинели. Рана затерялась в складках её ярко-красного пальто, а капюшон на голове был громадным контрастом с белой, как снег, кожей.

– Ты сказала, что документы были при ней. – подняла свой взгляд на знакомую. – Как её звали?

– Скарлетт. Скарлетт Реддингтон.

– Звучит знакомо.

– А как же иначе? Когда-то давно об их семействе было много пересудов. Мать бросила её в младенчестве. Сиротку вырастила бабушка.

Голос Мэй потерял былую стойкость, пока она произносила эти слова. А говоря следующие и вовсе дрогнул:

– Я знакома с ней. Не представляю, как доставлю подобную новость бедняжке?

– Так же, как делаешь это всегда: профессионально и коротко. – поднялась я наконец на ноги, и уверенно посмотрела на главного следователя, напоминая тем самым о том, что ей не следует показывать свою слабость при Мэйсоне.

На моё счастье, он не попытался вклиниться в разговор. Наверняка потому, что у него напрочь отсутствовали собственные соображения по поводу происходящего. Куда легче было попросту молчать и слушать умозаключения других, а позже выдать их за свои собственные.

За его спиной уже начали собираться мои конкуренты. Пара новостных автобусов припарковалось у полицейских машин, а толпа обосновавшаяся у заграждения едва смогла пропустить судебно-медицинских экспертов.

«Бесполезные существа. Помощи от них ноль, а в головах только рейтинги и слава».

Поняв, что следовало закругляться как можно быстрее, я достала телефон и сделала несколько снимков тела, когда заметила кусочек бумажки, вынырнувший из кармана жертвы.

«Знаю, что обещала не воровать улики, но… Никто не говорил о том, что их нельзя сфотографировать».

Воспользовавшись моментом, когда оба следователя начали раздавать указания своим коллегам, я потянула за бумажку, и не читая содержимого, быстренько щёлкнула ещё одно фото, а после, ни слова ни говоря, поспешила прочь.

Запах крови преследовал пока я не забралась за руль своей пошарпанной машинки, и потребовалось некоторое время, чтобы унять дрожь в руках. Так всегда бывало, после посещения подобных мест. Скрывать это от окружающих не составляло особого труда, но вот оставаясь наедине с собой – это было куда тяжелее. В глазах всё ещё рябило красное пальтишко, но тем не менее, нельзя было терять ни минуты драгоценного времени. Следовало как можно быстрее отправиться домой и приниматься за распутывание очередного клубка. От этого зависело всё: карьера, благополучие, а также мой личный и труднодоступный покой.