Я не люблю вспоминать о своем детстве, школе и времени, проведенном в родительском доме. У меня очень жесткий отец и мама, которая во всем его слушалась, даже если порой это шло в ущерб интересам детей. Нет, она, конечно, часто прикрывала нас от его ярости, но я всегда возмущалась ей прямо в лицо, когда отец скрывался из виду:

– Как ты терпишь его, скажи, как? И, главное, зачем? Ведь вы можете развестись, мы можем уехать и жить втроем, спокойно. Ты даже можешь выйти еще раз замуж!

Я готова была терпеть и другого мужчину дома, представляя его себе, если честно, чисто теоретически. Но это всё-таки лучше, чем отец, который орет, унижает и бьет. За то, что не сделала вовремя уроки или принесла двойку по физике, которая ни в какую не дается – но это не объяснение, у Вадима Ведерникова дети должны быть идеальны во всем! За то, что прекословлю и не помогаю матери. За то, что вернулась с прогулки на пять минут позже десяти вечера и не отвечала на звонки. Столько слез, сколько я пролила в те годы, особенно в подростковые, кажется, люди не извергают из себя за всю жизнь. Я пряталась в шкафу, надеясь, что там меня не достанут, хотела покончить с собой, но, к счастью, не решилась. Не решилась потому, что у меня была младшая сестра, которой тогда станет хуже. Во-первых, она останется совсем одна, без защиты и поддержки. Во-вторых, всё зло отца отныне будет направлено лишь не нее. И потому я сжимала зубы, кулаки и клялась, что обязательно сбегу отсюда, а однажды и отомщу. Что на старости лет он останется здесь один и будет умирать в мучительном одиночестве.

Увы, учиться в институте я осталась в родном городе. И это еще на несколько лет отодвигало день моей полной свободы.

– Что это за хрень? Кем работать потом? – рычал отец, узнав, какую специальность я выбрала.

Для него понятными были налоговая или экономическая сфера, юриспруденция – вот где, по его мнению, были деньги и уважение. Статус! Для нашей семьи это самое главное. А я просто хотела быть счастливой. Хотела заниматься тем, что мне понятно и интересно. Хотела жить своей жизнью!

И мама помогла мне добиться разрешения – лишь бы дочь была рядом.

Может быть, поэтому у меня и не было тогда парня – попробуй с таким надзором построй отношения! Пока одноклассницы ходили на дискотеки или встречались с парнями в парке, я лила слезы над ненавистным учебником физики.

С первого же курса стала подрабатывать где только могла, лишь бы скорее собрать денег и жить отдельно. Но всё было не так гладко, и мечту пришлось отложить на несколько лет. То сапоги порвутся, то сборы в вузе на какой-нибудь праздник – нужная сумма копилась чрезвычайно медленно.

Потом я устроилась в небольшую рекламную компанию, и там думать о свободе мне было некогда: заработок оказался ничтожно мал, а нагрузка и отношение к подчиненным – хуже, чем дома. Но мне нужен был опыт, и потому я привычно сжимала зубы и кулаки – и терпела. Терпела дома и на работе. Ненавидела свою жизнь, но упорно твердила себе, что это не навсегда. Будет и на моей улице праздник.

О какой любви могла идти речь, если я работала по шесть часов в день, потом учеба, а еще дома ненавистная обстановка… Я ходила несчастная, бледная, вечно зареванная – ну кто на такую посмотрит? Я и сама ни на кого не смотрела.

Продержалась полтора года, а после уволилась. До этого, конечно, устроившись в куда более крупную фирму, где работаю и сейчас. Рассылала резюме и в Москве, и в своем городе, даже в соседних регионах – мне нужно было срочно менять свою жизнь.

И наконец удача мне улыбнулась. «Обжившись» два месяца на новом рабочем месте, я сообщила родителям, что переезжаю в съемное жилье. В другом районе. Ближе к работе.