Еще мгновение, и чувствую его напряженные грудные мышцы своей грудью. В голове что-то бахает и словно теряю сознание, но при этом четко и ясно понимаю, что происходит сейчас со мной и вокруг меня.

Мы будто отрезаны от остального мира.

Губы так близко, но мы не целуемся, просто пьем дыхание другого. Взглядом касаемся глаз, бровей, острых скул, снова возвращаемся к глазам. Я не двигаюсь и даже не думаю шевелиться.

Потому что хочу продолжения.

Это какая-то стадия сумасшествия, раз готова отдаться этому мужчине в машине посередине шоссе, когда своему парню отказала и сбежала.

– Мне придется обо всем доложить твоему отцу, Соня.

Резко отталкиваю его. Что он только что сказал?

– Не смей! Со мной все в порядке! – кричу не своим голосом и снова в грудь его толкаю. Чтобы отошел, не прикасался ко мне. Не смел больше.

– Я не верю твоим оправданиям и твоим словам, – вбивает он колья в меня. И делает это так, черт возьми, профессионально. Настоящий фсбшник. Ни капли сочувствия и участия. Голый расчет и выгода.

А я еще целовать его хотела, касаниями наслаждалась.

– Между мной и Артуром ничего не было. Ясно?

Снова этот фирменный прищур. Сканирующий.

– Хотели, а потом… я отказала, Бисаров не настаивал. Вот и все!

Выговариваю, возможно лишнее, застегиваю пальто на все пуговицы до самого горла и отворачиваюсь к окну.

Меня трясет сильно. Сначала от его близости, теперь вот от негодования.

– Отказала? – спокойно спрашивает. Даже как-то удивленно.

– Да!

– Он же твой… парень, – язвительно говорит, аж скрип эмали слышу.

– Еще немного, Дмитрий, не помню, как Вас по отчеству, и подумаю, что я вам нравлюсь.

Если мои глаза могли бы метать искры, сейчас все здесь бы закоротило и вспыхнуло.

Гаранин пристально смотрит в мои глаза и… смеется.

Он совсем, что ли, офигел?

– Нравитесь? Серьезно?

Двигаюсь снова к нему близко, пока не царапаюсь грудью о ткань его рубашки. Так странно, на мне пальто, которое уже хочу снять, он лишь в одной хлопковой рубашке. Обоим жарко, обоих трясет от холода.

– Разве нет? – говорю в губы…и слегка их касаюсь.

Тело задрожало, будто я мокрой зашла в трансформаторную будку. Проводов много и все они оголены. Неосторожное касания – взряв.

Его губы горячие, как и все тело. А еще приятные. Хочу, чтобы притянул и ответил. Зажмуриваюсь от этой мысли, словно ее кто-то в мозг мне подсадил.

– Осторожней, София Сергеевна, еще немного, и я подумаю, что нравлюсь Вам, – отвечает мне губы.

Только не отвечает. Смиряет недовольным взглядом, отстраняется и выходит из машины.

Вот и поговорили, Соня…

До моего дома мы доезжаем в мертвой тишине. Напряжение между нами мощное. Любое слово и рванет как атомная бомба, поражая всех и все вокруг.

– Ты же не расскажешь? – спрашиваю, как только выхожу из машины, – пожалуйста, Дима.

– Я сам решу, что рассказывать, а что нет, – сухо говорит и отворачивается.

– Ну и все тогда!

Говорю и хлопаю дверью. Что сказала – не пойму. Главное, ведь, напоследок что-то сказать, правильно? Опять какая-то сука внутренняя включается.

Дома скидываю всю одежду в одну кучу. Остаюсь в одном лифчике и трусах. Мне сейчас от гнева так жарко, что хоть под кондиционер вставай.

А все Гаранин. С ним я о Бисарове и не вспоминала.

Отвлекает сообщение на телефоне. Если это Артур, то он не вовремя.

“Сильно злишься, что не пришел тогда?”

Вдох, выдох. Главное, сохранять спокойствие.

После случившегося он еще смеет мне писать? От опрометчивых и гневных сообщений меня останавливает только необходимость встать под душ и включить чайник. В горле пересохло.

“Злюсь.”

И точка в конце. Пусть и не думает дальше развивать эту тему. Почему я вообще раньше не добавила его номер в черный список?