На открытой веранде уже был накрыт стол. Антонио и его семья расставляли приборы. Познакомившись со всеми, я села напротив Богдана, стараясь избегать взгляда глаза в глаза и переключившись на еду.
Было вкусно, я оценила, но сейчас надо идти наверх...
Черт! Эта мысль не давала мне покоя! После сегодняшнего поцелуя на винодельне было страшно оставаться с ним наедине. Я не собиралась с ним спать, это же чистой воды идиотизм! Переспать с парнем, которого знаешь чуть больше суток.
Мы вместе поднялись в комнату, и Богдан бросил короткое:
- Я в душ.
Шум воды послышался за стеной, а мои нервы стали натянутыми струнами. Я не развернула ширму, а продолжала сидеть на плетеном стуле, прикусывая губы и впиваясь до боли пальцами в подлокотники.
Он вышел, тихо ступая босыми ногами по полу. Наверное, думал, что я уже сплю, но потом заметил:
- Маруся? В чем дело?
На нем было только полотенце, повязанное на бедрах. Даже не на талии, а именно на бедрах. Я не могла ответить, потому что совершенно без стыда рассматривала его грудь, руки, живот… Темная дорожка уходила под полотенце, и я… О, я хочу увидеть, что там. Там, где заканчивается линия волос.
- Маруся?
Подняв глаза, поняла, что только что неприлично пялилась на выступающий… эм, орган под махровой тканью. И прикусывала губу.
Да что происходит?!
- Богдан, - я отвернулась к окну, чтобы не смотреть на него. Не смогу. Не выдержу. – Мы сегодня поступили неправильно. Это… Это как-то быстро и…
- А тебе сколько времени надо? Согласно канонам я могу организовать конфетно-букетный, но оно нам надо?
- Ты знал, что так будет, когда приглашал меня на дегустацию? – я все-таки повернулась и посмотрела в глаза.
- Не усложняй.
17. Глава 17
Богдан:
Вот что за наивное создание? И глазками своими, голубыми и грустными, так смотрит. Бля, даже заводит. Особенно то, как она стеснительно бегала взглядом по моему торсу.
Эх, Маруся, Маруся. Малышка, самая настоящая. Ведет себя как подросток, хоть и старается проявлять самостоятельность. Только все это так неуклюже, непосредственно, что умиляет. И вроде бы хочется на нее злиться, даже злишься, но потом быстро отпускает.
А вот целуется она неплохо. Не в том плане, что умеет и даст фору всем моим предыдущим, а в том, что с чувством. Даже с несколькими сразу: и уже привычное для меня стеснение, и страсть... Гремучая смесь!
- Что не усложнять? - поинтересовалась Маруся, внимательно разглядывая свои пострадавшие ладони. Бедняжка, саднят, наверное, ладони. Но сама виновата.
- Все, - бросил я, прошелся по комнате, - девушкам это свойственно.
- А мужчинам свойственно все упрощать, - заявила она. Надо же, первая ее дерзость.
Я усмехнулся, дошел до кровати. Достал из своей сумки боксеры. Стоя боком к Марусе, я снял полотенце и нарочно медленно принялся надевать трусы, при этом косясь на малышку. Она не просто отвернулась, она не пожалела свои ладони, прикрывая ими глаза.
Какая, блядь, невинность! Неужели голых мужиков не видела?
- Будем спать, завтра рано вставать, - заявил я, наконец-то натянув боксеры, и залез под одеяло.
Малышка кивнула. Поднялась с места и на цыпочках подошла к выключателю. Свет резко погас и Маруся тут же вернулась к своей кровати. Посидела немного, видать, прислушиваясь, а потом забрались под одеяло. Под ним сняла одежду. Лежала так, что я даже не слышал ее дыхание. А вот напряжение и слышал, и чувствовал.
Готов поспорить, девушка ожидала большего. Что я, например, накинусь на нее, как изголодавший зверь. Да, еще немного – и я бы это сделал. Но контрастный душ немного помог.