Меня так еще никто и никогда не целовал!

И я не хотела останавливаться!

Но...

Чем дольше мы целовались, тем сильней распалялся Богдан. В буквальном и переносном смысле: от мужчины шел жар, а нечто твердое упиралось мне в бедро.

Телефон?

Пусть это будет телефон!

И пусть Богдан остановится! Ведь я не могу. И не хочу. Мне нравится все, что сейчас происходит... Поцелуй, касания Богдана, витающие в воздухе флюиды и ароматы. Ничего подобного со мной раньше не было... Эх, это все Италия! Виноградник, лошади, закат и, конечно же, вино! Как оно пьянит, сводит с ума. Да, я сошла с ума. Как иначе объяснить, что я не отталкиваю Богдана и уже так бесстыдно отвечаю на поцелуй?

А что делают мои руки, из которых выскользнул бокал? Зачем они наглаживают мужскую грудь? Такую рельефную, твердую. Часто дышащую. А как в этой груди бьется сердце!

Тук-тук-тук тук-тук... Я слушаю ладонью ритм и... Отрываюсь от сладких мужских губ.

- Ты вкусная, - сказал Богдан. - Такая красивая и такая вкусная.

Он погладил меня по щеке, вскользь касаясь мизинцем губ. А я зажмурилась и, как кошка, потерлась об его горячую ладонь.

- Поедем обратно? - предложила я. - А то уже темнеет, а я плохо сижу в седле.

Богдан кивнул и скрылся за дверью винодельни.

А я проводила взглядом последний луч солнца, обнимая себя за плечи.

Господи! Какой день! Какой мужчина.

Я ждала от него очередного порыва… Или боялась?

На обратном пути он делал вид, что ничего не произошло. Просто что-то рассказывал абсолютно будничным голосом, совсем не таким, которым говорил, то я вкусная. Может, мне все это приснилось? Или это алкогольные галлюцинации?

А если он захочет продолжить начатое? Все-таки мы в одной комнате спать будем, пусть и на разных кроватях.

Остановившись у конюшни, Богдан, как жокей с многолетним стажем, спрыгнул с лошади и подошел ко мне.

- Я сама.

Он посмотрел странно. В его взгляде как будто не осталось ничего от того веселого, остроумного, приятного парня, каким он был. Это был другой взгляд: жесткий, беспощадный и победный. Но он отошел на два шага назад.

Я так засмотрелась на нового, незнакомого мне Богдана – хотя что я вообще о нем знала? – что нога соскочила со стремени, и я оказалась на земле.

Было не больно, больше унизительно, хоть ладони и коленку саднило, и предательские слезы начали жечь глаза. И это тоже не от боли, а от осознания собственной неуклюжести.

Вот почему я такая?

- Самостоятельная Маруся, - услышала я за спиной, и крепкие руки помогли принять мне вертикальное положение.

Я встала ступнями на землю и посмотрела на Богдана сквозь мутную пелену. Слезы уже не жгли, они наполнили глаза и через секунду скатились горячими каплями по щекам.

- Больно? - спросил Богдан.

В ответ я лишь кивнула. Вытерла тыльной стороной ладони слезы и посмотрела на руки. Ссадины, некоторые кровили и жутко щипали. Коленка, кстати, тоже.

- Идти сможешь?

Согнув пострадавшую ногу и сделав шаг, я поняла - смогу. И хоть и медленно, но зашагала к дому. Богдан громко фыркнул и последовал за мной.

В доме меня усадили в кресло в гостиной и оставили, правда, ненадолго. Богдан вернулся с прозрачной коробочкой в руках и, сев рядом на стул, открыл коробочку, которая, судя по всему, была домашней аптечкой. Достал пузырек и, открыв его, тут же вылил жидкость на мою бедную коленку. Жидкость запенилась, я зажмурилась, а Богдан начал промокать пострадавшее место ватным диском. Потом еще раз обработал перекисью колено и повторил то же самое с руками.

- Ничего страшного, просто ссадины, - констатировал Богдан, убирая пузырек обратно в коробку. – А теперь давай ужинать.