– Маш, ну что ты, как клуша, честное слово. Какой на фиг борщ? Борщ был уже недавно. Давай сочини что-нибудь новенькое, прояви фантазию. Я не люблю однообразие, будь умничкой. А чуть не забыл: ты соус купила? Армянский? Ну ладно, давай, я занят. Много очень работы, как обычно.

И Рудаков снова принялся писать.

– Почему вы меня ничего не спрашиваете? – поинтересовался у него Авдей.

Рудаков оторвался от своей писанины и посмотрел на задержанного.

– А зачем?

– Как зачем?

– Допрос должен же быть.

– Допрос? Зачем? И так всё с вами понятно: вы же не отрицаете своей вины?

Авдей задумался.

– Какой вины?

– Вы украли велосипед гражданина Громова?

– Я не украл, я только хотел им попользоваться временно.

Рудаков усмехнулся.

– Отлично, я могу так и записать в ваших показаниях: хотел попользоваться временно, но…

Следователь сделал театральную паузу.

– Что но? – заволновался Авдей.

– Тогда пеняйте на себя – тогда вы наверняка получите по-полной.

– По-полной – это что значит?

– Двушечка. Впрочем, это не так много. На общем режиме время тянется не так долго, как на строгаче.

– Какая двушечка? Я уже по яйца в могиле погряз – я могу не дожить до освобождения! Вы спятили?! За велосипед!

– А как вы хотели? Есть преступление, значит, за него должно быть наказание. Логично?

– Но не двушка, вашу мать!

– Если всё признаете, не будете ломаться – можете отделаться годом.

– Да, я возмещу ущерб, в тройном размере, только не сажайте. Где потерпевший?

– Потерпевший уже значения не имеет.

– А что имеет?

Рудаков снова начал писать, потом оторвался от бумаги, поглядел на Авдея в теле Секретова.

– Честно? Показатели. У нас показатели такие низкие, что нашему начальству постоянно прилетает за это сверху. Дел доведённых до конца мало, а тут такое счастье: преступление раскрыто сразу по горячим следам, преступник за решёткой ждёт приговора суда. Это же показатель.

– А человек?

Рудаков ухмыльнулся.

– Где ты человека видел? Чучело.

Лопоухий Сева Удальцов зачитывал по бумажке доклад, бормотал что-то про надои, поголовье скота в районе и сбор урожая. Секретов словно пропускал всё это мимо ушей. Он восседал во главе стола на совещании с аппаратом правительства города. Чтобы не подумали, что он находится мыслями и душой не в мэрии, не в зале совещаний, Секретов старательно делал умное важное лицо. По обе стороны стола сидели десять чиновников. А Секретов вспоминал вчерашний день, как ему было хорошо. Как же здорово быть молодым и иметь возможность наслаждаться физической любовью. Его жену звали Татьяна, точнее не его, а Авдея, как бы его. Он это узнал, когда она разговаривала по телефону с подругой, услышал голос на другом конце, произнёсший это имя. В прежней жизни, когда Секретов был самим собой, то есть Секретовым его не так волновала интимная сторона жизни. Он был женат, коротко и глупо. Его жена была хорошей женщиной. Она любила его, любила без взаимности. Так чаще всего в жизни бывает – один любит, другой позволяет себя любить. Она преподавала химию в местной школе. Его совсем не волновала жена, как женщина, хотя они бывали изредка близки. Секретов был слишком честным и не мог притворяться, имитировать страсть. Он сказал как-то жене, что ему в данный момент жизни важнее наука, тогда он занимался разработкой вечного двигателя. Жена плакала, безумно страдала, но рассталась с ним. Потом она уехала в другой город и Секретов ничего не знал о дальнейшей её судьбе. Он думал, что у него было с Татьяной. Неужели любовь? Нет же – это была страсть, но как всё было приятно и сладостно. Его тянуло к ней, как магнитом. Он обещал вернуться в этот день пораньше домой. И тут он вспомнил Аллу. Что ему делать с чувствами к ней?