Пожалуй, побелевшая физиономия кенийца, довольная улыбка Пикарда и оживившиеся грациозные хищники стали самыми удачными кадрами из нескольких сотен сделанных снимков, большая часть из которых пошла в утиль, а треть выкупили журналы Animal Planet и Discovery.

Приняв бодрящий душ и облачившись в белоснежный халат, снова чувствую себя представителем цивилизованного общества. Резкий переход из одного состояние в другое вызывает странные, полярные ощущения. Я словно во сне, на душе неприятная тяжесть, в голове тревожные мысли о сражающихся с опасной инфекцией обитателях масайской деревушки. Вряд ли они нуждаются в моей жалости и сострадании, за свою многовековую историю они справлялись со множеством угроз и сумели выжить, сохранив свою аутентичность и традиции. Невозможно не восхищаться силой духа этих людей и способностью приспосабливаться к диким условиям. Весь жизненный путь Масаи, начиная с рождения и до самой смерти связан с чередой испытаний и выдержкой боли. Наш современный мир для них чужд и враждебен, и это вряд ли когда-то изменится.

Прихватив чашку с крепким африканским кофе, я выхожу на балкон, опускаюсь в уютное кресло из ротанга и с блаженством затягиваюсь сигаретой. Ночь, балкон, никотиновый дым, и накатывающее волнами расслабление после изнуряющего рабочего дня.

Несмотря на то, что нахожусь на другом конце света, меня охватывает ощущение легкого дежавю. Если закрыть глаза и отключить монотонный гул автотрассы, можно с легкостью представить, что я дома.

Зажмурившись, мысленно перемещаюсь в Москву и словно наяву представляю жаркий июль, тихий плеск воды в бассейне, перекликающийся лай собак, заливистые трели птиц и сияющую Варькину улыбку. Искреннюю, открытую, немного шальную и почти всегда восторженно-непосредственную.

Я часто ее вспоминаю… в редкие мгновения тишины, когда бешеный ритм встает на паузу, и у меня появляется возможность побыть наедине с собой. Я вспоминаю ее звонкий смех и развивающиеся на ветру розовые волосы в длительных перелетах, и ночью, когда без сил падаю в постель и часами не могу уснуть от усталости. Я вспоминаю ее, целуя случайных женщин, с которыми есть определённые трудности на черном континенте.

Так уж вышло, что африканские красавицы в сексуальном плане меня не привлекают от слова совсем. Люк в этом плане менее разборчив, а я довольствуюсь не замороченными моралью туристками и моделями, которых по-прежнему снимаю в промежутках между вылазками в Африку. Но это так, ни теплоты, ни нежности, ни страсти. Чистая физика, необходимая любому мужику разрядка, оставляющая после опустошение и горечь. Женщины приходят и уходят, не задевая мысли и сердце, не задерживаясь в памяти.

Варька была последней, с кем я чувствовал себя по-настоящему живым, по-настоящему нужным, единственным и любимым… Оказывается это чертовски приятно, когда тебя любят со всеми твоими косяками и дерьмовым характером. Просто так, ни за что и ничего не требуя взамен.

С Агнией все было иначе. Я в ней тонул, растворялся в этой сумасшедшей одержимости, пока мы оба не достигли дна. Она не выплыла, а у меня оказалось недостаточно сил, чтобы вытянуть ее из темноты.

Или не хватило любви?

Наверное, в какой-то момент я просто устал биться головой о выстроенные Агнией стены и перегорел, а она вдруг осознала, что не готова меня отпустить. Но меня ли? Или привычный островок в океане боли, на котором Агния пережидала очередной шторм.

Можно бесконечно пытаться искать ответы на вопрос, почему она въехала в тот рекламный щит, ставший по сути ее предсмертным обращением. Ко мне, черт возьми. Она не могла не знать, что на билборде размещен мой снимок. Пять лет выжигая свою душу чувством вины, Агния решила передать эстафету мне. Долгое время я действительно винил в случившемся себя, замкнувшись, закрывшись от окружающего мира, отталкивая всех, кому был дорог.