Военная тайна… Мог ли Гайдар представить, что мальчиш-плохиш под его именем будет продавать страну тем самым буржуинам, с которыми он воевал!? Творческий псевдоним писателя был присвоен его пасынком Тимуром Соломянским, когда Гайдара уже давно не было в живых. Раньше бы не вышло, ведь писатель развёлся с Рахилью Лазаревной, прожив с ней чуть больше года.

Тимур не взял фамилию ни двух её последующих мужей – Израиля Михайловича Разина или Самсона Вольфовича Глязера, ни настоящую фамилию отчима-писателя – Голиков. Эти манипуляции позволили ему стать контр-адмиралом не на флоте, а в газете «Красная звезда», и членом Союза писателей, ничего не написав. А его сын стал рупором газеты ЦК «Правда», а затем уж и буржуи-ном, компрометируя имя, в общем-то, совершенно чужого ему человека.

Я не участвую в войне,

она участвует во мне.

Юрий Левитанский.

Валентин служил сапёром, всю войну он провёл на передовой. Сапёры отступают последними, минируя под пулями оставляемую территорию, и наступают первыми, разминируя опять-таки под градом огня. Солдаты, которых выделяли им в помощь, готовы были выполнять любую самую опасную работу, только «не быть смертниками», как они называли сапёров. Доставать из сырой земли под постоянным артиллерийским залпом проржавевшую мину, напряжённо прислушиваясь к её тревожному тиканью – эти отмеренные кем-то невидимым торопливо бегущие, и, возможно, последние в твоей жизни секунды – это нечеловеческое напряжение. К тому же, то там, то здесь периодически слышатся взрывы, на твоих глазах разрывает на мелкие кусочки кого-то из сослуживцев, но ты не можешь оторвать глаз от этой проклятой мины, чтобы не последовать за ними. Только бы не разжать заледеневшие от холода, дрожащие от постоянного напряжения пальцы, только бы ни на минуту не ослабить внимания! И так каждый день, каждый час.

Говорят, во время той страшной войны не было тыла: под постоянными бомбёжками, в холоде и голоде, всё так называемое мирное население с утра до поздней ночи работало «на фронт». Полуголодные дети и женщины падали от усталости прямо на рабочих местах, подчас засыпая навсегда. И всё-таки на войне, тем более на передовой, было намного страшнее. В любую погоду солдат полз по матушке-земле под постоянным обстрелом, не ожидая отдохновения и ночью: далеко не всегда измотанные промёрзшие бойцы имели крышу над головой, не раз приходилось засыпать и в «чистом поле». Уставшие ребята вынуждены были сами позаботиться о ночлеге: хочешь спать и остаться живым, бери сапёрную лопатку и копай в промёрзшей земле временное жилье, чем глубже, тем вернее, что оно не станет для тебя последним. А потом, свернувшись в комочек от холода, выскабливать грязь и кровь из-под ногтей неразгибающихся, посиневших от напряжения и холода пальцев. А в голове уже нет мыслей, одна боль и смертельная усталость, закрыв глаза, они видели лишь бесконечную дорогу и падающих под пулями товарищей. Не успевали сомкнуть тяжёлые веки – подъём, и вновь бой, кровь, смерть, бесконечная хроническая усталость до самозабвения. И так четыре нескончаемых года, 1418 бесконечных дней.

Папа не любил вспоминать войну, лишь ненароком он проговаривался о жизни на передовой, но как полевому геологу, мне хорошо известно, что такое не иметь дома, и как хочется иногда просто согреться, только для каждого незатейливого действия (поспать, поесть, помыться и т. д.) необходим напряжённый труд. В нас хотя бы не стреляют, и мы сами избрали такую работу, причём лишь на полевой период. А они не выбирали, за них это сделала война, и никто не знал, наступит ли ей когда-либо конец, а пока вокруг лишь боль и смерть. Как-то случайно он обронил: