– И что Вас так рассмешило? – Раздраженно спросил его седой.

– Просто вспомнил, как Остап Бендер безуспешно потрошил стулья, в надежде найти в них бриллианты мадам Петуховой. – Сергей не в силах был остановить приступ нервного смеха. – И у вас результат будет таким же.

– Смеется тот, кто смеется последним. – Зло ответил седой. – А последним будете не Вы.

К обеду, когда обыск был закончен, на столе лежали сто пятнадцать рублей денег – остаток зарплаты родителей, полученной ими на своих работах пару дней назад, да золотые часы, которые отец подарил матери в день их серебряной свадьбы.

– Да, богатый у вас сегодня улов. – Съязвил Сергей.

– Тем не менее, мы все это изымаем до выяснения обстоятельств. – Седой достал бумагу и начал под копирку составлять протокол.

– Между прочим, эти часы я подарил жене несколько лет назад, на серебряную свадьбу. – Пробовал возразить отец. – Там, в коробочке еще сохранился техпаспорт со штампом магазина и датой продажи.

– Техпаспорт можете оставить себе. А часы мы изымаем. До выяснения. – Седой был непреклонен.

– Вы забираете все деньги. Нам даже не на что будет купить продукты. А до аванса еще две недели. – Возмутилась мать.

– Ничего. Одолжите у кого-нибудь взаймы. – Он пододвинул протокол. – Вот ознакомьтесь и подпишите.

И мать, и отец поняли, что все аргументы и разумные возражения не действуют. По очереди они прочли протокол и подписали его. Кгбешники собрались и, уходя, Седой сказал:

– На этом этапе все! – И многозначительно подняв указательный палец, добавил. – Пока все. – А если понадобится, мы вас вызовем. И окинув взглядом квартиру, сказал.

– Можете наводить порядок.

Как только они ушли, Сергей вопросительно посмотрел на родителей.

– Теперь, может быть, объясните, что происходит?

Отец с матерью переглянулись.

– Не хотели мы тебе ничего говорить. Ни к чему тебе эти неприятные известия. Но теперь придется. – Начал отец.

– Ты помнишь мужа папиной сестры из Одессы? – Перебила его мать.

– Дядю Моню? – Спросил Сергей.

– Да, его.

– Конечно, помню. Ну и что?

– А ты не забыл, как два года назад Хрущев со своей кукурузой компанией довел страну до того, что начались проблемы с хлебом, да и с другими продуктами тоже? – Продолжала задавать вопросы мать.

– И какая же связь между Хрущевым и дядей Моней? – Не понял Сергей.

– Прямая. – Вмешался отец. – Нехватку продовольствия Хрущев объяснял тем, что его расхищают шайки вредителей. И каждый день об этом шумела пресса. А во главе каждой шайки, почти всегда, оказывался какой-нибудь еврей. А если это был не еврей, то в прессе такого человека упоминали скромно. Например – Сидоров Н.И. Но уж если это был еврей, то его фамилию, имя и отчество смаковали с большим удовольствием. Что-то вроде – Гершензон Самуил Абрамович. Чтобы каждый советский трудящийся был уверен, из-за людей какой национальности, он не может купить нормальных продуктов в магазине.

– Прямо как у Высоцкого: “украли, я знаю, они у народа весь хлеб урожая минувшего года”. – Процитировал Сергей. – Песню Высоцкого «Антисемиты» слышали?

– Нет. – Ответил отец.

– А жаль. Оказывается, жизнь у нас как песня. – Он всплеснул руками.

– Только эта песня могла очень грустно закончиться. Чем-нибудь вроде второго «дела врачей». Так что сняли его вовремя.

– Ну и что же дальше?

– А дальше вот что. Дядя Моня работал кладовщиком на хлебозаводе. И при такой компании в прессе, а как всегда и везде подчеркивается, что наша пресса проводник политики партии, у них на заводе, ну просто обязана быть шайка расхитителей. Иначе никак. Вот и арестовали директора завода, главного инженера, главного технолога и еще кого-то. И, понятное дело, кладовщика. И на свою беду, дядя Моня оказался среди всех единственным евреем. Вот его наши бдительные органы и назначили главарем шайки.